На инстинктах
Шрифт:
— Вроде неплохая девчонка, — зачем-то дал оценку моей подруге он.
А потом я вспомнила про Сашку. Вспомнила, что и он о ней знает. О её ужасном поступке, и именно поэтому так сказал про Светку. Он не Стас. Он Демон. Боец отряда специального назначения при федеральной службе безопасности.
Слава богу, мы уже подъехали к нужному дому, и не было необходимости что-то говорить. Мне и без того хватало тех цепких взглядов, что он бросал на меня ежеминутно.
Припарковались под фонарём, освещавшим небольшой участок дороги. Стас вышел из машины
— Идём. Обратно вы со Светой точно не поедете. Не сегодня.
— Свету будет ждать муж, — возразила я зачем-то.
— А тебя кто?
И снова цепкий взгляд впился в моё лицо, в попытке отследить любую реакцию. Я молчала, потому что мне нечего было ответить. Меня ждала съёмная квартира. Тёплая и уютная.
Стас усмехнулся, вскинул руки к моей голове и натянул капюшон куртки, чтобы защитить от снега и холода. Это действие было таким… приятным? Я на миг забыла, как дышать и смотрела в его глаза, отмечая тонкие лучики морщинок вокруг них и длинные ресницы.
— А тебя кто-нибудь ждёт? — спросила несмело, а через мгновение напоролась взглядом на голодную бездну, что бесновалась на дне его серо-зелёных омутов. Пальцы Стаса, поправлявшие капюшон резко стиснули ткань куртки и потянули вверх, вынуждая меня встать на носочки.
— Хочешь быть этим кем-то? — проникновенно прошептал, почти касаясь губ. — Только предупреждаю, кукла: назад дороги не будет.
Сердце в груди стучало, как сумасшедшее, разгоняя горячую кровь по венам, а когда его губы коснулись моих, оно и вовсе едва не выпрыгнуло наружу.
— Шли бы в дом! Холодно же! — донеслось насмешливо.
Я отпрянула от Стаса, со свистом вытолкнув тугой воздух из легких. Ошарашенно оглянулась на парня, что нас оборвал и густо покраснев, направилась в дом, слыша, как скрипит снег под ботинками.
— Эй, кукла!
— Почему ты всё время меня так называешь? — спросила, не оборачиваясь.
Сердце всё ещё колотилось, как суматошное. Странное напряжение всё никак не отпускало и это дико меня нервировало, потому что я никогда не испытывала ничего подобного.
Стас нагнал и схватил меня за рукав.
— Ты глаза свои дела?
Обернулась на парня, пытаясь вырвать руку из захвата.
— Что с ними?
Усмехнулся, но рукав куртки выпустил.
— Кукольные они у тебя.
15
***
Твою мать, как такое вообще возможно, что от одного только взгляда сердце в пятки, а душа навыворот? Пальцы, способные без запинки спускать курок пистолета, направленного на человека, дрожат, когда касаюсь её вещей. Простой тряпки, защищающей тонкий стан от холода. Чувство, что коснулся чего-то святого. Запредельного.
Желание поцеловать туманит разум до пелены перед глазами, а она смотрит так, будто я огромный медведь. Как завороженная взглядом хищника, готового предопределить её участь. И от этого становится тесно в груди и в штанах. От ощущения, что добыча попалась в лапы и только мне решать, что делать с ней дальше. И я бы решил, если бы не окрик самоубийцы, который захотел неуместно поучить нас жизни.
Хотелось дать в морду этому придурку, потому что короткое прикосновение её мягких губ высекло во мне лишь искру, не успевшую возродить былую бурю. Бурю, которую жаждало нутро.
Отпрянула, выскальзывая из дрожащих пальцев, вспыхнула спичкой и бросилась бежать, будто я маньяк какой. Догнал, схватил. Вернуть бы утраченный миг, но нет. И новый не хуже. Взгляд глаза в глаза и чёртова бездна нежности, что тянет сердце вверх. Прямо к глотке.
Отпустить. Не пугать. Не повторять былых ошибок.
— Кукольные они у тебя, — единственное, что смог ответить на почти гневный вопрос.
Замерла, больше не пытаясь удрать. Почти уверен, что она тоже что-то чувствует и тем сильнее желание схватить куклу в охапку и сунуть под свою одежду. Украсть, утащить, защитить. Вот тебе и инстинкты, о которых говорил Гвоздь. Пожалуй, то единственное, с чем самому не справится.
— Идём, — выдохнул, сунув руки в карманы. — Надо ещё забить комнату для ночлега. Народу у брата сегодня много.
И только я повернулся к дому, как услышал удивлённое:
— Брата? — Аня даже шага не сделала. Так и стояла на месте. — Ты тоже Лаврищев?
— Я Чермидов, кукла. Тёма мой двоюродный брат, — взял в руку её узкую ладошку, чувствуя приятное покалывание. — Идём уже. Не хочу, чтобы ты простыла.
***
Тёплый шерстяной свитер, джинсы и серые носки с какими-то сердечками. Кукла среди девиц в обтягивающих платьях выглядела, как подросток. Девчонка, которую хотелось затискать. Зарыться в светлые мягкие волосы и не выпускать, сжимая в объятиях.
Она сидела в кресле у камина и попивала слабый кофе. Пол ложки порошка на два кубика сахара и молока ровно четверть от кружки. Что там? Только запах. А как удивлённо она смотрела, когда я в свой стакан бросил три ложки кофе и кубик сахара. Но это рабочее. Единственная вредная привычка, которая нам позволена. Гробить своё здоровье можно только в запасе. Конечно, мы нарушаем правила в самые сложные времена, но чаще обходимся двумя-тремя стаканами крепкого. А она? Просто чая в уютном гнезде Лаврищевых не оказалось. Выкрутилась, чтобы не пить тёплое вино, именуемое глинтвейном. Умница.
На именинах оказалось человек сорок. Все веселились, обсуждали что-то, давно разбившись на группки, а подруга Ани и вовсе куда-то упорхала, ласково щебеча по телефону с неким Костиком. Кукла смотрела на танцующие языки пламени в камине, и я понимал, что ей до чёрта неуютно в этой обстановке. Она определённо сюда не собиралась идти.
Я поставил свою кружку на столик и подобрался ближе, чтобы перекинуться хоть парой слов. В прошлый раз поговорить у нас вышло на славу. Кажется, мы разговаривали даже молча, но девушка посмотрела с предупреждением, отчётливо проскользнувшим предостережением во взгляде.