На изломе алого
Шрифт:
– Аля, не уходи. Пожалуйста!
Сашка обернулась. Мальчишка подошел ближе, чуть прихрамывая, и еще раз попросил:
– Не уходи!
Они смотрели друг на друга, кажется, не зная, что сказать. С юным любопытством и несмелой радостью ощупывая взглядами лица. Первой озадаченно хмыкнула бабушка, и мальчишка оживился.
– Аля, а ты… ты можешь зайти ко мне в гости? – спросил и снова добавил: - Пожалуйста. Я буду очень рад.
Он улыбнулся, и Сашка сама шагнула навстречу. Поняла, что поздно говорить «нет», только когда переступила
– Только я ненадолго.
– Пошли! Я покажу тебе свою комнату! Как хорошо, что ты пришла!
Мальчишка нашел Сашкину руку и провел по квартире – по уютному дому состоятельной семьи, с новым ремонтом и дорогой мебелью. Девочка сняла в прихожей тапочки и ступала по коврам так, словно боялась их испачкать – здесь совершенно точно не стоило опасаться холода. Если бы не пальцы Игната, сжавшие ее ладонь, она бы сбежала, а так старалась смотреть в темно-русый затылок и не замечать ничего вокруг. Так было легче помнить, откуда она пришла и легче вернуться в мир с пьяным отцом и недовольной Ксюшей.
И только в комнате Игната она позволила себе поднять глаза и осмотреться.
Комната оказалась светлой и очень просторной для детской спальни. Раза в два больше Сашкиной. Красивые шкафы, телевизор, книги, широкая кровать, компьютер… В этой комнате новым и современным было все, даже немецкое пианино из красного дерева с дорогой инкрустацией и надписью August Forster на откидной крышке, блестящее темной полировкой и медными пластинами. Сашка остановилась, в восхищении глядя на инструмент.
– Неужели оно твое? – искренне удивилась.
– Да, подарок бабушки, - кивнул мальчишка.
– Она у меня в прошлом известный концертмейстер, а мама преподаватель музыки. Ну, а папа врач. Я учусь играть на фортепиано с пяти лет.
– Какое красивое, - восхитилась Сашка.
– Очень! И акустика хорошая. Хочешь, я для тебя что-нибудь сыграю? Я как раз разучил новую пьесу. Хочешь?
– загорелся желанием Игнат.
– Я могу и веселое.
Девочка даже испугалась.
– Для меня? Нет, ты что! – замотала головой, отступая. – Не хочу! – она растерянно оглянулась, не зная куда себя деть. Спрятала руки за спину, словно Игнат мог силой заставить ее стать причастной к чему-то грандиозному, волшебному и необыкновенному. Взгляд Сашки упал на книжную полку, где стояло не так уж много книг, но все в красивом серийном оформлении и девочка с надеждой спросила, пытаясь перевести внимание:
– Ты любишь читать?
– Да, - ответил Игнат, - а ты?
– И я, - призналась Сашка. – Очень!
– Если хочешь, ты можешь взять любую из моих книг. Давай покажу!
– вежливо предложил мальчишка и потянулся к стеклянной дверце, а Сашке вдруг стало нехорошо.
– Нет! – глухо ответила она, упрямо качнув головой, и побледнела.
Под стеклом в шкафу лежали дорогие краски. Новенький набор акварели – Невская палитра «Белые ночи», тридцать шесть цветов. И кисти. Белая, несбыточная
– Пух, неужели ты рисуешь? – спросила изумленно, затаив дыхание.
Сколько цветов! Сама Сашка смела мечтать лишь о двенадцати.
– Я? – мальчишка засмеялся. – Нет. Совсем не умею. Это папа! Купил, вдруг пригодится. Знаешь, родители много чего покупают мне просто так. Мне не нужно, но они все равно покупают. А я, честное слово, не прошу!
– Они тебя любят, - выдохнула Сашка.
– Думаю, да, - серьезно согласился Игнат и неожиданно спросил, расслышав в голосе девочки грусть: - А твоя мама? Она кто?
– Никто. У меня нет мамы.
– Как это? Совсем нет? – изумился мальчишка, но тут же спохватился. Смутился. – Извини, Аля. – Мысль о том, что у Сашки нет мамы, очень его взволновала.
– Да ничего, я привыкла, - девочка повернулась и посмотрела в синие глаза.
– Я живу с папой. У нас есть двоюродная тетя Нина, но она живет в деревне, и я только летом могу ее навещать, а больше никого.
– Наверное, папа тебя очень любит? – Игнат не знал, что еще сказать, а Сашка промолчала.
В комнату заглянула пожилая женщина и важно поправила очки.
- Внучок, может, предложишь гостье чай? Только что закипел. Я как раз привезла на гостинец рулет с брусникой и малиновое варенье. – Она обратилась к девочке: - Детка, тебе малинку в чай класть? Она у нас вкусная, лесная, я сама летом собирала. А может, вам бутерброды приготовить? Игнатушка, как думаешь, чем нам порадовать твою гостью?
Мальчишка оживился, а Сашка съежилась.
– Конечно же, чай! Я сейчас! – бросился на кухню, позабыв о ноге, изумив женщину не по-мальчишески твердым: - Бабуля, я сам!
– Надо же! Ну, как скажешь…
Прежде чем уйти, женщина еще с минуту задумчиво оглядывала девочку, и Сашка под этим изучающим взглядом стояла ни жива, ни мертва. Девочка думала: и зачем она только сюда пришла? В мир светлых ковров, тихих звуков и вкусных запахов? Дважды заштопанная на носке дыра горела факелом, как и растянутая на свитерке горловина. Тяжелый взгляд Ксюши даже здесь давил на плечи, не давая Сашке забыть, кто она и где ее настоящий мир. А что, если ее сейчас выставят из этого красивого и доброго дома, как хитростью прокравшуюся в него воришку? Хотя Сашка ничего не брала, она никогда и нигде ничего не брала…
– Аля, что с тобой?
Игнат вошел, поставил поднос с двумя фарфоровым чашками и печеньем на письменный стол, и посмотрел на девочку. Бабушка уже ушла, они были одни, и можно было никого не стесняться, разве что себя самого и своего желания.
Он колебался и все же осмелился. Руки у Сашки оказались холодными, как ледышки, хоть бери и грей. И Игнат попробовал согреть, несмело сжав их в своих горячих ладонях.
– Я не знаю, чего ты боишься, но не бойся, пожалуйста, - тихо попросил и вдруг сказал: – Аля, почему?