На кладбище Невинных
Шрифт:
Камиль стоял у окна и наконец заметил карету, которую высматривал. Обернулся к входу. Мадемуазель Стефани де Кантильен поспешно войдя в гостиную, огляделась и просияла улыбкой, заметив у камина аббата де Сен-Северена, протянувшего к огню руки.
— Отец Жоэль!
Аббат повернулся и сразу улыбнулся в ответ, поняв по глазам Стефани, что в девичьей жизни случилось что-то весьма значительное. Он угадал: сказывался опыт исповедей. Но произошло то, что изумило мадемуазель, и она, торопливо посадив аббата рядом, недоумённо проводив глазами резко вскинувшуюся Женевьёв де Прессиньи, не понимая раздражения в её взгляде, доверчиво поделилась со священником своими затруднениями. Побледневший Камиль д'Авранж тихо подошёл и стал рядом. Стефани не увидела его.
— Я по вашему совету молилась, чтобы Господь помог мне, и отвёл от меня любовь к Теофилю д'Арленкуру. Я стала смотреть на него другими глазами. Он, как я поняла, человек слабохарактерный, склонный повторять расхожие глупости, не умеющий самостоятельно думать, не имеющий чувства долга, привыкший потакать своим прихотям. Такой человек не сможет составить счастье женщины. Видела я таких, иные жёнами откровенно торгуют, иные появляются в доме раз в году, живя по чужим спальным да борделям. Они считают себя людьми современными и свободными, но на самом-то деле, обычные сутенёры да развратники. — Девица странно отчётливо выделила последние слова. — И несть им числа.
Она замолчала. Камиль д'Авранж стоял неподалёку и молча слушал. Аббат, хоть и недоумевал, откуда светская девица знает, кто такие сутенёры, не стал исследовать источники её осведомлённости, но улыбнулся.
— Ваши суждения, мадемуазель, делают вам честь. Руководствуясь ими, вы, может быть, и не обретёте счастья, но несчастий и бед избежите безусловно. Но, как я понимаю, вы хотели поделиться недоумением, а не этими верными суждениями.
Стефани вздохнула.
— Да. Я внимательно посмотрела вокруг, ведь мало понять, что тебе не подходит недостойный человек, нужно найти достойного. Я искала в обществе человека порядочного, человека чести и долга.
Д'Авранж поморщился словно от зубной боли. Аббат же смотрел на Стефани с улыбкой.
— Только не уверяйте меня, дорогая мадемуазель, что в обществе таких людей нет.
— Есть! Это мсье Одилон де Витри, Симон и Луи, его сыновья, несчастный мсье де Кастаньяк, брат моей подруги Робер де Шерубен, братья Арман и Рауль де Соланж, Бенуа де Шаван… Их много.
— Верно. Вы хорошенькая, приданое у вас прекрасное. Так что же?
— А то, — Стефани судорожно сжала руки, — раньше я не очень замечала их, ведь эти арленкуровские друзья так шумны, но теперь… Я была в театре с Лаурой и Беньямином, там были и Соланжи. И мне показалось, что всё это вздор о якобы страстной любви. Разумная женщина может быть счастлива с любым разумным мужчиной, если они смотрят на вещи одинаково. Я имею в виду самые важные вещи — семью, воспитание детей, веру.
— Так оно и есть. Но в чём же ваше затруднение?
Мадмуазель де Кантильен пожала хрупкими плечами.
— Вчера пришёл этот… д'Арленкур, выряженный как павлин. Почему я раньше-то не замечала, как он смешон? Сначала пригласил в Оперу. Я сказала, что пойду в храм, мне надо матери свечу на канун поставить, а в Оперу меня уже пригласил Рауль де Соланж. Тогда говорит, что хочет завтра прогуляться к Менильмонтану. Я ему отвечаю, что мы с Аньес и Робером собрались завтра в Ботанический сад, пусть пригласит Женевьёв или Мадлен. Тут он, невозможный надоедала, говорил, что послезавтра хотел бы потанцевать со мной у Шаванов. Ну, тут, по счастью, оказалось, что у меня в книжке предпоследний танец свободен. Между Арманом де Соланжем и Бенуа де Шаваном, тот меня домой проводить обещал. Ладно, говорю, впишу вас, мсье, а пока — ступайте с Богом. Тут этот докучный молодой человек имел наглость спросить, что же это, мол, я вас три дня не увижу? Какая назойливость! Общение с подобными субъектами чести мне не делает! Поразмыслила я, вы ведь говорили, что ложь утомительна, а чего я себя утомлять-то буду без надобности? Всё ему и выложила. И про вольтерьянство его, и про волокитство, и про мужское достоинство. Про то, что я намерена найти достойного человека, не такого, как он, пустого остроумца! К тому же, мне по секрету рассказали, что его несколько раз видели в этом… паскудном заведении у развесёлых девиц. Распутный повеса. Блудливый шалопай. Пусть катится ко всем парижским потаскушкам! Выложила я ему все это — и дворецкого кликнула, чтобы выпроводил этого господина.
Камиль, открыв рот, повернулся к Стефани. Аббат тихо смеялся.
— После этого, я полагаю, мсье д'Арленкур… сделал вам предложение?
Стефани с удивлением поглядела на него.
— Ну… да. Сказал, что все это время просто шутил, а на самом деле влюбился в меня с первого взгляда.
— И что же вы решили, мадемуазель?
— Я ему отказала. Зачем мне этот шутник? Жизнь — не шутка.
— Но не были ли вы излишне суровы к мсье д'Арленкуру?
— Ничего. Он записной остряк, пошутит — развеется. У таких мужчин — всё легко. Пустышка он. Через три дня к другой посватается. Бордельный завсегдатай!
— Некоторые мужчины смотрят на подобные вещи, как на шалости и проказы.
— Бога ради, вот пусть и в жены себе берут проказливых «весёлых девиц»! Ноги моей больше у д'Арленкуров не будет.
Камиль д'Авранж тихо опустился на стул. Сердце его билось в груди как молот о наковальню. Он любил малютку Стефани и сейчас был искренне изумлён. О браке Стефани с Теофилем д'Арленкуром он мог только мечтать — Тео наследовал колоссальное состояние отца, был единственным сыном. Да, юношу не назовёшь херувимом, Камиль знал, что д'Арленкур волочится за всеми подряд по принципу «зацепил — волоки в постель, сорвалась, наплюй…»
Но вот аббату удалось всего за неделю добиться того, что было невозможным: д'Арленкур сделал предложение! Но этого мало — Стефани отвергла его! Он глубоко вздохнул. Сам развращённый до мозга костей, д'Авранж понимал, что из д'Арленкура муж и вправду выйдет никудышней, а вот отказ Стефани поднимет её цену в обществе. Он и бесился, и восхищался. Ради счастья малышки Камиль был готов пожертвовать самолюбием, но, замечая, как неуклонно растёт влияние аббата на его девочку, испытывал ножевую боль. Теперь он медленно начал понимать и иное — это проступившее понимание заледенило его. Ненавистный поп незаметно сумел вложить в голову Стефани свои дурацкие догмы, и рано или поздно она… приложит их к нему, Камилю.
Аббат тем временем, подумав, одобрил поступок мадемуазель. Сердцу не прикажешь. Репутация мсье д'Арлеркура, и в самом деле, оставляет желать лучшего, брак с ним может быть удачен только при полном раскаянии молодого человека в его предшествующем распутстве, либо при вразумлении от Господа, всегда наделяющим человека пониманием истины. Он недостоин пока хорошей жены. При этом аббат добавил, что неустанно молится об удачном браке юной Стефани, и полагает, что среди тех юношей, что ныне окружают её, она непременно найдёт достойного спутника жизни.
Порозовевшая от ласковых слов аббата, мадемуазель удивительно похорошела, и тут, наконец, заметила Камиля д'Авранжа. Тот молча смотрел на кузину, и что-то в его лице удивило её. Стефани подошла к нему.
— Камиль, ты болен? Почему ты так смотришь?
Д'Авранж понимал причины своего дурного самочувствия, но не мог и не хотел делиться ими с кузиной. Однако от одного вопроса не удержался:
— Я вижу, ты весьма доверяешь мсье аббату. Уж не влюбилась ли ты в него, сестричка?
Стефани странно посмотрела на него, без обычной улыбки, серьёзно и прямо.