На краю времени, на пороге мира
Шрифт:
Он обошел всю комнату, но ничего не обнаружил. Оставалось думать, что нелюдь строила свои собственные пространственные коридоры (что казалось почти невероятным), или же лаз был слишком хорошо замаскирован.
Гил вернулся к тускло сияющей друзе.
Что ж, теперь он – полноправный маг. И ему открыты все двери в пределах Закрытого города.
…Как выяснилось, Гиллард ошибался. После того, как Магистр вручил ему грамоту истинного мага, не изменилось ровным счетом ничего. Каждый новый день повторял предыдущий: подъем, утренняя медитация, завтрак, изучение архивов Закрытого города, обед, разработка собственных взаимодействий, ужин, вечерняя медитация.
В самый первый вечер, когда от Магистра пришло разрешение покинуть на несколько часов Закрытый город, Гиллард отправился проведать родителей. Ему хотелось вновь очутиться в своей тесной спаленке, пропитанной запахом лаванды, посидеть на краю постели, щурясь на огонек свечи – маленькую золотистую звезду, опустившуюся на восковой пьедестал. И если бы отец дал ему в руки ножницы и приказал раскроить сорочку, Гиллард был бы счастлив.
Он без труда нашел портняжную лавку; она оказалась закрыта. Тогда, по старой памяти, Гил с трудом протиснулся сквозь тайный лаз в ограде и оказался таким образом в саду. Здесь все осталось по-прежнему – та же старая груша, клумбы с цветущими астрами и три яблони, которые были посажены давным-давно, а теперь выросли, окрепли и задумчиво шуршали листвой. Внезапно Гиллард увидел мать, которая, сидя к нему спиной на низкой скамеечке, полола клумбу. Он позвал ее, стараясь, чтобы голос не слишком дрожал, шагнул навстречу…
– Господин маг? Что угодно вашей милости?
Она обернулась, и оказалось, что лицо принадлежит совершенно другой, незнакомой женщине. Только белый накрахмаленный чепец придавал сходство… Гил, потеряв дар речи, несколько минут разглядывал ее, затем спросил:
– Это ведь дом мастера Ринта?
Женщина нахмурилась, но тут же попыталась придать лицу самое доброжелательное выражение.
– Нет, что вы, господин. Портной Ринт уехал из Алларена восемь лет назад. Тогда же мы и купили этот дом вместе с лавкой.
Старая груша угрожающе закачалась, и Гил инстинктивно оперся рукой о ее корявый ствол.
– Куда они уехали?
Хозяйка дома пожала плечами.
– Откуда же мне знать, господин? Они ведь не докладывали.
После этого Гиллард решил завернуть к дому, где жила Лаури и где было положено начало его службе Закрытому городу. Он не стал стучаться в дверь. Постоял недолго, глядя на розовые занавески в верхнем окошке.
«Интересно, какой она стала?» – подумал он, – «должно быть, красавица… Красавица для принца».
Гил попытался воскресить в памяти образ сумасбродной десятилетней девчонки, но вместо личика видел только мутное пятно, обрамленное золотыми локонами. Что ж, прощай, Лаури. Ты всегда будешь напоминанием самой страшной глупости, которая перекроила всю мою жизнь.
И, круто развернувшись на каблуках, маг зашагал домой. В Закрытый город.
Он был совершенно одинок и, к тому же, навсегда потерял своих родителей. Пусть не родных, как на это намекали и Магистр, и девушка-вампир, но любимых.
Бледное лицо темной нелюди снова всплыло в памяти.
«Я знала твою мать».
Но где же тебя найти, чудовище, чтобы как следует расспросить? Наверняка Магистр придерживает тебя для особых случаев, а, следовательно, ты томишься где-нибудь в клетке, в подземелье, подальше от дневного света…
Больше Гиллард никогда не ходил туда, где раньше был его дом. И почти все свободные вечера проводил внутри кольца черных стен, внимательно смотрел, слушал, наблюдал. Его старания увенчались успехом: оказалось, брат Арве, специалист в области взаимодействий воды, периодически спускался в подземелье Малой башни, но не с пустыми руками, а запасшись сырым мясом. Иногда он прихватывал с собой бутыль свежей крови, но это случалось довольно редко; наверняка вампирессу держали голодной и злой. Дело оставалось за малым – сделать копию ключа и самому проникнуть в темное и душное чрево подземелий, но тут неожиданным союзником оказалось пристрастие Арве к полынной настойке и долгим задушевным беседам.
И вновь, как в Лабиринте, шагал Гиллард по склону. Поворот ложился за поворотом, виток за витком, панцирем улитки ввинчиваясь в породу. Впереди, на расстоянии вытянутой руки, летел привычный огонек, распугивая темноту, заставляя жирные тени жаться к гладким стенам.
Коридор уползал вперед и вглубь, становясь все уже; Гил уже начал беспокоиться о том, не упрется ли он в тупик или потайную дверь, но тут огонек вылетел в круглый зал – точную копию такого же под главной башней, завис под сводами потолка.
А Гиллард почувствовал, что еще немного – и волосы зашевелятся на голове. Потому что здесь почти все свободное пространство было уставлено клетками. Красноватые отблески отразились в выпученных глазах зеркальников, оживили ложным румянцем лицо болотной ночницы… В памяти вновь и вновь вспыхивали давно, казалось бы, изгнанные и забытые видения детства. Тварь неизвестной породы, волк с кожистыми крыльями, глухо заурчала, заскребла когтями камень; зеркальник в ближайшей клетке рыкнул угрожающе, но как-то вяло. Знал, что на сей раз не светит ему отведать сладкого человеческого мясца…
Гиллард глубоко вдохнул, подивился тому, что особой вони здесь не ощущалось. Небось, Магистр постарался соорудить должную вентиляцию… И подумал о том, что теперь осталось найти девушку-вампира с огромными сапфировыми глазами.
Он осторожно начал обходить клетки, стараясь, чтобы ни один из пленников Магистра не дотянулся до него когтями или зубами. Правда, одна тварь все-таки ухитрилась цапнуть Гила за рукав – но только потому, что обладала выдвигающимися изо рта челюстями.
– Ну, ну, пошали у меня, – беззлобно сказал Гил, спуская с пальцев молнию в мохнатую морду. Нелюдь взвизгнула и забилась в дальний угол клетки.
– То-то же…
Вампирессу Гиллард нашел быстро. Она сидела на полу, прислонившись к сплошной стене своего узилища и, казалось, спала. Гил осторожно приблизился, заставил огонька влететь за пределы чугунных и защищенных магией прутьев.
– Эй, – негромко позвал он, – слышишь меня?
В потемках сверкнули два сапфира и погасли.
– Узнала?
Молчание. И ни единого движения.
Гил вздохнул. Как бы расшевелить эту нелюдь? Он предпринял еще попытку.
– Ну, помнишь меня? Ты еще сказала, что знавала женщину, которая родила меня… – как-то не поворачивался у него язык назвать матерью ту, что бросила его на пороге чужого дома.