На крючке

Валеева Анастасия

– Тогда у него должны быть проблемы с налоговой инспекцией, – предположила Яна.

– В том то и дело, что нет, – с сожалением произнес Руденко. – Налоги со всех официальных доходов он платил. Так что с этой стороны не подкопаешься.

– Значит, с фискалами у него проблем нет?

– Он перед ними чист, как стеклышко, – подытожил Три Семерки, – если только они не раскопают что-нибудь в казино.

– Даже если они там что-то найдут, то отвечать будет Ваксмахер, как управляющий, а не Засурский.

– Дерьмо, дерьмо, дерьмо, – выпалил Руденко, –

даже не знаю, как его зацепить.

– Ты же, кажется, сказал, что он вот-вот сознается, – поддела его Милославская.

Она разлила кофе по чашкам и поставила одну перед лейтенантом, предварительно освободив перед ним небольшой участок стола. Три Семерки в раздражении сделал слишком большой глоток, обжегся, и чуть не выронил чашку – чересчур быстро поставив ее на стол. Кофе выплеснулось на столешницу.

– А-а, черт, все из-за тебя, – Руденко взглянул на Милославскую, – вечно ты со своими подколами.

– Нужно проверить Антона, – Яна вытерла со стола и посмотрела Руденко в глаза, – он не пришел на встречу со мной. Что ты думаешь по этому поводу?

– Думаю, что это он у тебя похозяйничал. Если это так, мы его прищучим.

– Вы снимали у него отпечатки пальцев? – поинтересовалась Милославская.

– Какой смысл в этом был? – пожал плечами лейтенант. – У него же алиби на время убийства.

– Мне кажется, все же стоит попробовать, – настойчиво сказала Яна.

– Теперь уж точно придется, – он снова глотнул кофе, теперь уже осторожней.

На кухне появился тот же эксперт, который попросил Яну с лейтенантом освободить гостиную.

– Ну что там? – Руденко, услышав как он вошел, повернулся к двери.

– Есть отпечатки, – кивнул эксперт, – в основном, оставлены двумя людьми. Только нужно снять и у хозяйки, чтобы быть уверенным.

– Хорошо, – согласилась Яна.

– Знаете, Семен Семеныч, – сказал эксперт, прикладывая подушечки пальцев Яны сначала на штемпельную подушку, а потом на специальный листок, – те отпечатки, что мы снимали в квартире Галкиной, кажется, очень похожи на те, которые мы сняли здесь.

– И что это значит? – спросила Милославская.

– Это же как дважды два, – усмехнулся Руденко. – Значит, что в твоем доме и квартире Галкиной похозяйничал один и тот же человек. Вы уверены, Юрий Васильевич, – он посмотрел на эксперта, – насчет пальчиков?

– Точно смогу сказать завтра или сегодня вечером, – заканчивая работу, ответил Юрий Васильевич, – но сходство очень большое. Можете вымыть руки, – обратился он к Яне.

– Ну что? – Руденко взглянул на Милославскую. – Нам нужно идти.

– Что ты собираешься делать? – Яна подошла к раковине и намылила руки.

– Поищем Антона Засурского, – вздохнул лейтенант, – нужно задать ему несколько вопросов.

– Я бы хотела поехать с тобой, если это возможно.

– Думаю, тебе нужно навести здесь порядок, – уклонился от ответа Руденко, но Яна поняла, что брать ее с собой ему не слишком-то хочется.

«Ну и черт с тобой», – подумала она.

– Я звонила ему домой, – сказала она вслух, – там никто не берет трубку.

– Ничего, – усмехнулся Три Семерки, – никуда он не денется.

Вскоре их машина отъехала от калитки Яниного дома и Милославская осталась одна, если не считать Джемму, конечно. Посмотрев на беспорядок в доме, она вздохнула и принялась за уборку, подумав, что хоть в чем-то лейтенант оказался прав. С уборкой она провозилась до самого вечера, не успев даже как следует перекусить. Наконец она поставила на место последнюю вазу, оставшуюся целой, повесила в шкаф кофточку, выброшенную оттуда чьей-то рукой и отправилась готовить кофе. Она поставила чашку на стол и опустилась в кресло и только теперь вспомнила, что забыла про Браницкого. Лейтенант тоже о нем не вспоминал, а он должен был уже вернуться из своей командировки.

Лев Сигизмундович встретил Яну в длинном вельветовом халате и тапках с загнутыми на восточный манер носами. Он был удивлен, даже встревожен, видимо, не ожидал увидеть у себя Яну.

– Добрый вечер, – мягко улыбнулась Яна. – Лев Сигизмундович, мне необходимо с вами поговорить. Я не отниму у вас много времени.

– Да-да, – растерянно протянул Браницкий, – но я не ожидал, только вот приехал, – он сделал рукой неопределенный жест. – У меня, так сказать, поствозвращенческий беспорядок.

Браницкий не мог отказать себе в выпячивании.

– Ничего, – иронично усмехнулась Яна. – Так мне можно пройти?

– Конечно, – глаза хозяина беспокойно бегали, губы слабо дрожали, – проходите.

Он впустил Яну в квартиру. Как она и ожидала, интерьер воплощал самые смелые куралесы прихотливой натуры Барницкого. Антикварные вещи здесь мешались с новомодными. Сплошная эклектика. Но в этом смешении было что-то веселое, несмотря на претенциозность, сквозившую, например, в соседстве оленьей шкуры на стене и комода стиля ампир. Художественный вкус Браницкого не дал ему скатиться к аляповатой безвкусице в оформлении своего жилища. Старинные книги придавали авангардистским полотнам, висевшим на стенах, мягкость, тонкий, ненавязчивый шарм, как бы укрощая острую экспрессию одних и бесформенную небрежность других картин. Яна села в глубокое кресло, чья пестрая обивка тоже как-то странно гармонировала с его волшебно плавными очертаниями. Браницкий сел напротив, на диван, по спинке которого скользил бронзовый фризовый бордюрчик. Пара мятых рубашек, брошенных на другое кресло – это и был беспорядок, о котором заикнулся Лев Сигизмундович.

– Слушаю вас, – гостеприимно улыбнулся Браницкий, видимо, решивший принять визит Яны как неизбежность.

– А там у вас что? – Яна повернулась к арке, разделявшей комнаты.

– Это Корбюзье, – жеманно пояснил Браницкий. – Я осмелился в своей скромной холостяцкой берлоге воплотить его концепцию перетекающих друг в друга пространств. Дверь – это слишком жестко, я бы даже сказал, неуместно.

– Нет, – улыбнулась Яна, – я вас спрашиваю о той комнате, – она встала и прошлась до арки. – Это ваша мастерская?