На маленьком острове
Шрифт:
В Москве Андрус тоже был. Он ходил по Красной площади, видел Кремль, а однажды, когда стоял возле башни с часами, звон которых каждый вечер передается по радио на весь мир, видел, как из кремлевских ворот выехал правительственный автомобиль.
Юло не очень ясно понимал, что это за автомобиль, но название «правительственный» ему нравилось: звучало внушительно. Такое название только к столице могло относиться.
Да, на Вихну того не увидишь. На Вихну, надо сказать, не только правительственных, но вообще никаких машин нет. Им здесь податься некуда. Только разгон возьмут —
Мысль об оживленной асфальтовой магистрали, опоясывающей остров, захватила Юло. Он представлял себя то шофером за рулем автомобиля, то автоинспектором, гоняющимся на мотоцикле за нарушителями правил езды, то регулировщиком, переключающим светофор с зеленого на желтый свет и с желтого на красный, то пешеходом, остановившимся в растерянности перед бесконечным потоком машин на вихнувской дороге, то, наконец, самим собой, примостившимся тайком в кузове грузовика и катящим, катящим…
Размечтался до того, что забыл обо всем на свете. Даже когда нос к носу встретился с Андрусом, к которому шел, — и то не очнулся.
Тропинка была узкая. Скользнув по пионервожатому невидящим взглядом, Юло взял вправо.
Андрус молча сделал шаг в ту же сторону. Он решил подшутить над рассеянным парнишкой.
Юло машинально взял влево.
Андрус опять вырос перед ним.
Так минуты две топтались на месте, пока Юло не пришел в себя.
— О, Андрус! — смущенно произнес он. — А я как раз к тебе. Отец просил, чтобы ты зашел, хочет о чем-то поговорить.
— Так ты из дому?
— Ага.
— А я думал, с луны. По крайней мере, вид у тебя такой.
— Нет, это я просто задумался…
7. Килька вернулась
Густав Манг с нетерпением ждал вожатого. Но когда тот пришел, бригадир начал разговор издалека. Поговорил о погоде, о том, что рыба нынче идет хорошо, наконец задал тот самый вопрос, который он уже задавал сыну за обедом:
— А насчет кильки ты, случайно, ничего не слышал, Андрус?
— Нет, ничего. Что же о ней у нас может быть слышно?
— Да, удивительная вещь, — задумчиво произнес бригадир. — Всем хорошо наше море, всего много в нем, только вот кильки нет. А ведь для нас, эстонских рыбаков, килька все равно что яблоки для садоводов: сколько бы ни было разных плодов, но без яблонь сад не сад. И в нашем деле то же самое: как бы хорошо ни ловилась рыба, а без кильки улов не улов. Но не повезло нам, нет у нас кильки…
— Почему же так, папа? — спросил Юло.
— Неизвестно. Еще на моей памяти она ловилась очень хорошо. Но потом то ли течение изменилось, то ли дно по-другому стало выглядеть, то ли еще по какой причине, но килька вдруг сразу, как по уговору, перестала заходить в залив. На острове люди стоном стонали от такого горя.
— Ну, какое же это горе! Другая ведь рыба осталась.
Густав Манг посмотрел на сына:
— Это тебе сейчас легко рассуждать: нет одной рыбы — можно другую ловить. В
— Нет.
— Тогда послушай, полезно… И ты, Андрус, послушай.
Андрус поерзал на месте. У него еще много дел намечено на сегодня. Он не думал засиживаться. Но ничего не поделаешь. Бригадир Манг не из тех людей, которые бросают слова на ветер. Воспоминаниями своими занялся он сейчас, конечно, тоже не случайно. Надо послушать.
Вожатый посмотрел на рыбака. Тот молча, не поднимая глаз, набивал трубку. Раскурил, затянулся дымом и начал:
— Так вот. Было это лет тридцать назад. Было мне лет примерно столько же, сколько тебе, Юло, сейчас. Жили мы бедно. Отец с братом выходили в море на маленькой весельной лодочке. Ловили крючковой снастью. А обзавестись сетями денег не хватало. И хотя купец Томас Весик часто предлагал: «Чего ты мучаешься? Купи сети, я тебе деньги дам взаймы», отец отказывался. Знал: у богача рубль взаймы возьмешь — потом десятью не откупишься.
Крепился, крепился отец — не выдержал. Очень хотелось ему, чтобы я учиться пошел, но на это деньги нужны были. Подошло время сестру замуж выдавать — тоже деньги требовались. В общем, пошел к Весику, дал ему расписку и взял взаймы. Тогда это называлось «получил кредит». Вернулся отец домой, выложил деньги на стол и посмотрел на них, будто ядовитую змею в дом принес. Понимал: не принесет радости помощь богача.
Стали всей семьей думать, какие сети купить — салачные или килечные? И салака тогда шла хорошо и килька. Но килька все-таки ценилась больше. От кильки Томас Весик не отказывался, а от салаки часто воротил нос: «Город не требует». И тогда хоть весь улов в море выбрасывай.
Вот и решили: если уж покупать сети, так килечные. Килька, мол, не подведет.
Купили, дождались путины, вышли в море, а там хоть бы одна рыбешка! Это был как раз тот год, когда килька перестала появляться в наших местах.
В это черное время отец и сам стал черный, как земля. Ходил сгорбившись, будто большую тяжесть нес.
А ведь речь шла всего-навсего о маленькой рыбешке, которой вдруг не полюбились здешние места. Будь это сейчас, пошли бы мы в колхозный склад, сложили бы в угол сети для той рыбы, что не идет, взяли бы другие — для той, что ловится, — и весь разговор. А тогда — ушла килька, ушло и счастье из дома. Всю жизнь поломала рыбешка!
Путина прошла, и Томас Весик явился к отцу: «Эй, сосед, мне деньги нужны». — «Вы ведь, господин Весик, знаете, как получилось с килькой. Мы даже бочонка рыбы не выловили, чтобы прокормиться зимой». — «Это меня не касается. Или деньги, или иди отрабатывать долг. Мне человек нужен — бочки на баржу грузить».
Стал отец батрачить у Весика. Брат уехал за море искать работу и пропал. Сестра нанялась в няньки. Я в школу ходить не смог, неученым остался. И все из-за кильки. Десятки семей на острове по миру пошли, когда килька перестала ловиться у нас.