На маленьком острове
Шрифт:
— Тебя вижу, — говорит бригадир.
— Нет, а дорогу? Как вы знаете, куда курс держать?
— Дорога тоже видна. Вон взгляни за корму…
Марти подходит к корме. Действительно, если смотреть назад, кажется, что бот бежит по широкому пенистому пути.
— Ну как, парень, есть дорога?
— Есть.
— Вот по ней и держу.
Марти растерянно молчит, потом спохватывается:
— Э, нет, дядя Густав, вы шутите! Эту дорогу винт взбил. Она, в какую сторону ни повернете, будет.
— А я не во всякую поворачиваю. Я
Бригадир усмехается, смотрит вверх, в звездное небо, и дает поворот рулю. Старый Леппе чиркает спичку, начинает раскуривать трубку.
— Видал, Густав? — хрипит он. — Вот они, молодые!.. У нас в их годы, как у охотничьих собак, чутье вырабатывалось. Нюхом разбирались, где в море находимся. А они?
— То-то и есть, что нюхом, — замечает бригадир. — На одном нюхе выезжали. Я вот сейчас держу курс по звездам, но спроси, как та звезда называется, как эта, не скажу, не знаю. И ты не знаешь. А ребята географию учат, астрономию проходить будут. И к делу заодно привыкают. Из них такие моряки вырастут — куда нам!..
Трубка Леппе сипит. Он вспоминает, как Марти залез на мачту, как Юло срастил веревки, и думает, что бригадир, пожалуй, прав. Но вслух сказать об этом не хочет. Оно конечно, мальчишки к делу приучаются. И опять же — астрономия, география… Но все-таки, что бы там Манг ни говорил, чутье есть чутье. Грош цена моряку без морского нюха.
Когда отошли от пристани, Андрус стоял на носу бота рядом с мальчиками, любовался звездным небом и что-то шептал про себя.
Марти до всего есть дело. Он спросил у вожатого, почему тот разговаривает сам с собой.
— Это я стихи вспомнил, — ответил Андрус. — Ты Пушкина читал, Марти?
Ага. Интересно!.. Помнишь, как Дубровский в медведя из револьвера бахнул? В самое ухо выстрелил. А потом стал атаманом разбойников. Здорово!..
— Про Дубровского помню. А стихи Пушкина читал?
— Стихи? Какие стихи? — насторожился Марти. — «Тятя, тятя, наши сети…»?
— Да нет! Ну, разные стихи… У Пушкина много стихов.
— Разные не читал. Я только те, что в учебнике есть, знаю. А разве кто-нибудь стихи просто так читает?
— Конечно, чудак! Есть такие стихи, что одна строчка иной толстой книги стоит. Вот, послушай, как написал Пушкин про небо, про звезды, про море.
Волна слегка покачивает суденышко. Андрус ухватился руками за борт, стал читать тихо, не торопясь:
…Звезда печальная, вечерняя звезда! Твой луч осеребрил увядшие равнины И дремлющий залив, и горных скал вершины. Люблю твой слабый свет в небесной вышине…Юло посмотрел на звездное небо.
— Красиво! — сказал он.
— Ага! — согласился Марти.
Вожатый постоял еще немного и пошел к подхвату. Там у него была работа.
А Юло с Марти остались на носу, всматривались в темное море.
Вдали блеснул огонек.
— Маяк! — закричал Марти. — Это Красные камни! Значит, правильно идем.
Глаза у Марти, как у рыси: желтые с искрой и видят далеко. Проходит минуты три, прежде чем и Юло улавливает светлую точку вдали. Обидно! Марти только дай повод, сразу нос задерет.
Чтобы сбить с приятеля спесь, Юло, как бы между прочим, спрашивает:
— Марти, как по-твоему, зачем нужен маяк?
— Как — зачем? Для кораблей. На кораблях видят огонь маяка и знают: здесь скала, опасно, надо обойти стороной, иначе разбиться можно.
— Так… — В голосе Юло разочарование. — Ну, а кто зажигает огонь?
— «Кто, кто»! Смотритель.
— Это на камнях-то? Где же он там живет?
Ресницам Марти задана работа. Верно. Он камни знает: там не только человеку — кошке негде расположиться. Но как же без смотрителя? На Вихну маяк есть и смотритель есть. А тут?
— Он там не живет, но приезжает, — говорит Марти. — Каждый день под вечер приезжает на моторке и зажигает свет. Утром опять приезжает, тушит…
— А если буря, — не отстает Юло, — шторм, нельзя в море выйти, как тогда? Тогда, значит, маяк не светит, и, пожалуйста, налезайте, корабли, на камни, разбивайтесь… Так, да?
Марти рассердился:
— Слушай, отстань от меня! Камни… шторм… Сам ничего не знаешь, а пристаешь к людям с глупыми вопросами!
— Я не знаю?!
— Ты не знаешь. По-моему, так: если огонь маяка горит, значит его кто-то зажигает. И если тот, кто зажигает, не живет здесь, значит приезжает сюда… И все! И больше ты мне голову не морочь!
— Приезжать-то приезжает, — примирительно говорит Юло, — только не каждый вечер, а раз в полгода. Маяк горит, как карманный фонарик, — от батарейки. Но она большая. Ее на полгода хватает.
— Хорошо. Но кто-то ведь зажигает маяк вечером, кто-то тушит утром?
— Никто.
— Так и горит круглые сутки?
— Да. А что сделаешь, если выключить некому?
— Вот и неправда, вот и не знаешь! — торжествует Марти. — Мы прошлый раз, когда шли на пробный лов, проходили мимо, и я помню: маяк днем не горел. Он только ночью светит.
— Нет, не только!
— Нет, только!
Один заладил «нет» потому, что твердо помнил: маяк днем не горел, другой — из упрямства. По правде говоря, Юло тоже кажется, что когда на днях они утром проходили возле камней, света маяка действительно не было видно. Но тогда ведь получается, что прав Марти, а этого не может быть.