На острие главного удара
Шрифт:
Возможно, что теперь этот листок ничего не говорит непосвященному. Но тогда он значил для нас многое. Он документально подтверждал, что воины 1-й танковой прошли хорошую выучку и в совершенстве овладели трудным ремеслом солдата. Не зря, значит, перед битвой мы пропадали целыми днями на полигонах, учили солдат но бояться танков. Вместе с тем это придавало уверенность, что, несмотря на превосходство противника в силах, нам удастся выстоять.
В ночь на 7 июля мне позвонил Ватутин. Он приказал выдвинуть в район Тетеревино, где враг прорвал оборону стрелковых частей, 31-й корпус генерала Д. X. Черниенко. На этот корпус возлагалась задача во что бы то ни стало уничтожить прорвавшегося врага. В помощь корпусу фронт передавал из своего резерва 29-ю истребительно-противотанковую артиллерийскую бригаду.
Н. Ф. Ватутин прекрасно понимал всю серьезность сложившейся ситуации. Поэтому он добавил:
– Кроме того, Катуков, мы решили усилить вашу танковую армию сто восьмидесятой и сто девяносто второй танковыми бригадами из "хозяйства" Москаленко{15} двумя истребительно-противотанковыми артиллерийскими и одним минометным полками, тремя истребительно-противотанковыми артиллерийскими дивизионами и двумя батальонами противотанковых ружей.
В то же время Ватутин сообщил, что из полосы 3-го механизированного корпуса выводятся на укомплектование понесшие большие потери 52-я и 67-я гвардейские стрелковые дивизии 6-й гвардейской армии.
Наши разведчики заранее изучили все возможные маршруты ввода 31-го корпуса в первый эшелон. Казалось, выполнить приказ не составляет труда. Но тут мы натолкнулись на неожиданное препятствие. Передовые части корпуса обнаружили, что мост через реку Солотинка взорван саперами по приказу командующего 6-й гвардейской армии.
Пришлось наводить переправу заново. Разобрав постройки, уцелевшие на берегах Солотинки, танкисты уложили по илистому дну водной преграды гать из бревен, досок, жердей и с большими предосторожностями пустили по этому настилу боевые машины.
Командиру корпуса Д. X. Черниенко хотя и с некоторым опозданием, но все же удалось выполнить приказ и выйти на указанный рубеж прежде, чем гитлеровцы достигли заметного успеха на левом фланге нашей армии.
Ночь на 7-е мы провели в тревоге. Разведка сообщала, что, оставив заслоны в районе Яковлеве, фашисты перегруппировывают свои главные силы в направлении на Лучки, нацеливаясь нанести удар в самое днище вмятины, которую они сделали в обороне нашего левого соседа - 5-го гвардейского танкового корпуса генерал-майора А. Г. Кравченко.
– Частью сил, - докладывал мне начальник разведотдела полковник А. М. Соболев, - противник начал обходить правый фланг корпуса, продвигаясь в направлении Большие Маячки. Несмотря на ночное время, противник не прекращал своих атак против позиций пятого корпуса. До двадцати четырех часов там слышались глухие взрывы и полыхало зарево пожарищ.
Едва забрезжил рассвет, как противник снова предпринял попытку прорваться на Обоянь. Главный удар он наносил по позициям 3-го механизированного и 31-го танкового корпусов. А. Л. Гетман сообщил, что на его участке противник активности не проявляет. Но зато позвонивший мне С. М. Кривошеин не скрывал тревоги:
– Что-то невероятное, товарищ командующий! Противник сегодня бросил на нашем участке до семисот танков и самоходок. Только против первой и третьей механизированных бригад наступает двести танков.
С такими цифрами нам еще не приходилось иметь дела. Впоследствии выяснилось, что в этот день гитлеровское командование бросило против 3-го механизированного корпуса весь 48-й танковый -корпус и танковую дивизию СС "Адольф Гитлер". Сосредоточив столь огромные силы на узком, 10-километровом участке, немецкое командование рассчитывало, что ему удастся мощным танковым тараном пробить нашу оборону. Противник торопился: он хотел во что бы то ни стало прорваться к Курску, чтобы соединиться с войсками, наступавшими с севера. Над позициями 3-го и 31-го корпусов непрерывно висели большие группы "хейнкелей" и "юнкерсов".
Каждые четверть часа я связывался с Кривошеиным. Он докладывал, что танкисты, артиллеристы, мотострелки дерутся самоотверженно. Как только танки врага приближались к нашим позициям, их встречал плотный артиллерийский и танковый огонь. Оставляя на поле боя подбитые и горящие машины, противник откатывался и снова шел в атаку. Поля, холмы, перелески перед позициями корпуса, изрытые воронками, усеянные гусеницами, превратились в громадные пожарища. В разгар боя ко мне вошел Соболев:
– Товарищ командующий, перехватили донесение, - он положил передо мной листок бумаги.
– Смотрите, что сообщают гитлеровские авиаразведчики.
Текст гласил: "Русские не отступают. Они стоят на том же рубеже. Наши танки остановились. Они горят".
Такие радиоперехваты показывали, что гитлеровцы, не добившись на обояньском направлении заметного успеха, начинали нервничать. У нас росла уверенность, что мы выстоим в кровопролитной схватке, тем более что, несмотря на колоссальные усилия, противник не смог прорвать нашу оборону на всю ее глубину.
Эта уверенность росла у меня еще и потому, что танкисты, артиллеристы и мотострелки дрались с невероятным упорством. Рота лейтенанта В. А. Бочковского (1-я гвардейская танковая бригада) обороняла Обояньское шоссе у небольшой деревушки Яковлеве. На рассвете 7 июля на шоссе показалось семь "тигров" и до полка пехоты. Гвардейцы подожгли две машины, остальные откатились назад...
Но это было только начало. В четыре часа утра в свете восходящего солнца гвардейцы увидели, как к деревне выдвигаются три танковые колонны с "тиграми" впереди. Вражеские машины шли параллельными курсами. Тут же послышался гул бомбардировщиков. Около 60 самолетов противника зашли с разных сторон и начали бить по всей площади, прокладывая своим машинам "ковер".
Несмотря на явное превосходство противника, гвардейцы не дрогнули. Восемь тридцатьчетверок целый день отбивали атаки. Особенно отважно дрались экипажи танков В. А. Бочковского и Г. И. Бессарабова.
К вечеру фашисты, видимо, догадались, что против них действует лишь горсточка танкистов, и возобновили атаки с утроенной энергией. Над селом повисли "мессеры". Одна из бомб разорвалась рядом с машиной лейтенанта Соколова, и, накренившись, танк съехал в глубокую воронку.
Бочковский взял подбитый танк на буксир. Но тяжелая машина не поддавалась. А немецкие танки совсем рядом. Все это время Бессарабов прикрывал товарищей броней своей машины и отбивался от наседавших "тигров". Несмотря на драматичность ситуации, Бочковский подал Соколову второй буксир. Спасение было уже близко, но немецкий снаряд еще раз подбил машину - у нее отлетел ствол пушки, над мотором взметнулось пламя. Соколов был убит. Под градом снарядов танкисты отцепили теперь уже бесполезный буксир. Но вторым снарядом сорвало гусеницу с танка Бочковского. Командир роты приказал своему экипажу натянуть гусеницу, но еще взрыв - и машину Бочковского охватило пламя. Экипажи подбитых танков и четыре мотострелка, до последнего оборонявшие свой рубеж, забрались на броню машины Бессарабова, и, маневрируя среди разрывов, она ушла из деревни.