На острие ножа
Шрифт:
Я ужасно волнуюсь за Сеффи. После той истории в торговом центре она почти перестала разговаривать. Сидит у себя или в гостиной и держит Калли на руках так, словно боится выпустить. И выражение ее лица меня пугает. Такое печальное, что сердце разрывается. Такое неподвижное, что я сама каменею, когда смотрю на нее.
Горе словно заперто в ней, и ему никак не выйти наружу. И каждая неудача, каждое слово лишь толкают Сеффи все вниз, вниз, туда, где до нее еще труднее достучаться. Я позвонила своему врачу, он пришел по моей просьбе осмотреть Сеффи. Сеффи не упрекнула меня ни словом.
Сеффи не сказала ни слова.
Доктор Моссоп сказал нам, что у нее послеродовая депрессия, и посоветовал свежий воздух, физические упражнения, клубы для мам и детей и легкие транквилизаторы. Сеффи от всего этого отказалась. Она кивнула и сказала: «Да, доктор», как положено, но стоило ему выйти за дверь, как его рекомендации и рецепты полетели в мусор. Я вытащила их оттуда и отоварила в ближайшей аптеке, а потом положила лекарства на кровать Сеффи, чтобы она их точно увидела. Через час я обнаружила нераспечатанные пузырьки в мусоре. Тогда я сдалась. Не стану же я заталкивать их силой ей в горло — и, честно говоря, я не убеждена, что они ей нужны. Транквилизаторы и антидепрессанты многим помогают пережить день, когда у них нет больше ничего, но у Сеффи есть красавица-дочь и все, ради чего стоит жить. Жаль, что я не знаю, как донести это до нее.
Вчера днем заходил Джексон с Сонни и Носорогом. Не успела я открыть дверь, как поняла, что они принесли плохие новости.
— Сеффи дома? — спросил Джексон.
Поскольку Сеффи с Калли на руках спускалась по лестнице у меня за спиной, вопрос оказался ненужным.
— Сеффи, можно с тобой поговорить? — спросил Сонни.
Она жестом показала на дверь в гостиную и ушла туда следом за ребятами. Я нервно помялась на месте, не зная, надо ли оставить их одних или проявить настырность и тоже пойти в гостиную. После всего произошедшего я склонилась ко второму варианту.
Когда я вошла, оказалось, что Сеффи стоит поодаль, у окна. Она все так же держала Калли на руках, и дневное солнце, лившееся в окна, окружало Сеффи и Калли золотым ореолом. В этот миг Сеффи была ошеломляюще прекрасна, словно Мадонна с младенцем с картины великого мастера Возрождения. Сонни, Джексон и Носорог стояли в моей гостиной и переглядывались. Носорог, который, насколько я знала по рассказам Сеффи, почти никогда не подавал голоса, подошел и положил руку ей на плечо. Она удивленно поглядела на него.
— Сеффи, я хочу, чтобы ты знала: я был против, — тихо сказал он.
Тогда Сеффи повернулась лицом к Джексону и Сонни. Я стояла у двери, всеми забытая.
— Джексон, ты хочешь что-то мне сказать? — спросила Сеффи.
— Сеффи, мы не можем больше выступать с тобой, по крайней мере пока. Нас никто не пригласит, если ты будешь у нас вокалисткой.
Сеффи промолчала.
— Это не навсегда, — сказал Сонни. — Подождем, пока шум не уляжется.
Носорог с отвращением покосился на Джексона и Сонни, а потом обратился
— Они боятся, что нас всех линчуют, если мы выйдем на сцену вместе с тобой. Думают, ты сейчас вне закона, и боятся, что ты и их за собой утащишь.
— А ты сам что думаешь, Носорог? — спросила Сеффи.
— Думаю, они ведут себя как говнюки, но они победили меня большинством голосов.
Сеффи нежно погладила Носорога по щеке, едва касаясь кончиками пальцев.
— Спасибо, — сказала она и улыбнулась, когда его лицо залилось густо-алой краской.
Вроде бы Сеффи говорила мне, что Носорог относится к ней хуже всех в группе. Она совершенно точно говорила, что за все это время он и пяти фраз ей не сказал. Должно быть, я что-то неправильно поняла.
— Сонни, ты согласен с Джексоном? — спросила Сеффи, глядя на него в упор.
К моему удивлению, Сонни тут же весь побагровел. Его взгляд метнулся прочь от Сеффи, он лихорадочно придумывал, что сказать.
— Это же ненадолго, — промямлил он. — Ты, наверное, сможешь продолжать репетировать с нами…
— Ясно, — только и сказала Сеффи.
— У нас нет причин больше не видеться! — взмолился Сонни. — У нас всех. Мы… я по-прежнему хочу, чтобы ты… была с нами.
— Но не настолько, чтобы встать на мою сторону, — ровным голосом проговорила Сеффи.
— Ничего личного… — встрял Джексон.
— Еще бы. — Сеффи пожала плечами. — Не беспокойся, я все понимаю.
— Когда вся эта ерунда уляжется, мы с радостью примем тебя обратно. — В голосе Джексона звучало отчаяние.
— Уйдите, пожалуйста, — сказала Сеффи. — Я очень устала.
Она повернулась и снова уставилась в окно. Я тут же шагнула вперед, чтобы выпроводить этих слизняков из моего дома.
— Она даже не дала нам ничего объяснить, — пожаловался Джексон в прихожей.
— Мы с Сеффи все прекрасно поняли, — ответила я, когда они остановились у двери. — Хорошо, что Сеффи теперь знает, что у нее за друзья.
— Войдите в наше положение, — сказал Сонни.
— Ни за что. У вас даже не хватило вежливости спросить у Сеффи, действительно ли она сделала все то, в чем ее обвиняют, — с отвращением парировала я.
У Сонни сохранились крохи благородства — вид у него стал пристыженный. А Джексон только надулся и выпятил челюсть, словно обиженный школьник. Этому мальчишке требовался вразумляющий шлепок по одному месту, и руки у меня так и чесались ему это обеспечить.
Я повернулась к другому парню.
— Это ведь ты Сонни? — спросила я на всякий случай, чтобы не устроить взбучку не тому.
Он кивнул.
— Я думала, вы с Сеффи в этой вашей группе дружите больше всех, — заметила я.
— Так и есть. Точнее, мы были… — начал Сонни.
— И ты вот так это показываешь? Чуть припекло — и ты бежишь, как заяц, да?
— Нет, вы ошибаетесь, это только пока все не уляжется… — Вялые протесты Сонни тут же сдулись.
— Настанет день, когда кто-нибудь ударит тебя ножом в спину точно так же, как ты сейчас обошелся с Сеффи, — сказала я ему без обиняков. — Только в твоем случае много усилий не потребуется — ты совсем бесхребетный, и нож пройдет насквозь.