На парусниках «Надежда» и «Нева» в Японию. Первое кругосветное плаванье российского флота
Шрифт:
Сим обязал нас преимущественно тамошний купец Фокс, доставивший нам доброхотно все вещи за сходную цену. Генерал Кауел, областного войска начальник, равно и лорд Рауль, шеф милиционного полка, оказали нам столько благоприятства, что я не могу тем довольно нахвалиться. Они находились в Фальмуте с того времени, когда англичане угрожали вторжением французам в их отечество. Город сей хотя не велик и некрасивого построения, однако представляет глазам иностранца некую свойственную всем английским городам приятность. Впрочем, разность между Фальмутом и другими северо-восточными английскими городами, которые имел я случай видеть, довольно приметна; наипаче же виден в нем недостаток в благосостоянии людей нижнего класса, что в Англии, по сравнению со всеми европейскими землями, особенно кажется необычайным.
Поскольку провинция Корнвальская, как известно, очень изобильна минералами, для добывания которых из земли потребны почти все жители сей провинции; хлебопашество же и скотоводство по сей причине с желаемым успехом производимы быть не могут, да и для торговли весьма мало других продуктов там имеется, то мне посему и кажется, что приносящие малую прибыль упражнения нижнего состояния людей, состоящие большей частью в разработке рудников, служат вероятною причиною таковой их скудости. Мне не удалось быть на полях в отдалении от города, и я делаю общее заключение только по тому, что примечено мною в Фальмуте; и так не уверен совершенно в точности сего моего суждения. Фальмутская пристань пространна и прекрасна.
Большие корабли останавливаются на Каррегском рейде в расстоянии от города на одну английскую милю. Пакетботы, отправляющиеся ежемесячно в Америку, Вест-Индию и Лиссабон, останавливаются перед самым городом. Якорное стояние в обоих местах столь безопасно, что не было еще ни одного случая, чтобы какой-либо корабль или судно сорвало с якоря.
Глава III. Плавание из Англии к островам Канарским, а оттуда в Бразилию
Все было готово, ветер сделался попутный, и я с великим нетерпением ожидал Резанова, прибывшего наконец в Фальмут 5-го числа перед полуднем. В тот же день, по наступлении прилива, оставили мы рейд Каррегский, при свежем северном ветре, склонившемся через несколько часов к востоку. Ветер дул свежий, не производя большого волнения. Ночь была светлая, совершенно безоблачная, прекрасная. Все офицеры оставались на шканцах до полуночи. Каждый помышлял и желал, чтобы сия ясная, но последняя ночь у берегов европейских была предзнаменованием благополучного путешествия. Таковая мысль и желание, происходившие не от боязни о личной опасности, более всего могли во мне оказывать свое действие.
Экспедиция наша, казалось мне, возбудила внимание Европы. Счастливое или несчастливое окончание ее долженствовало или утвердить мою честь или помрачить имя мое, в чем участвовало бы некоторым образом и мое отечество. Удача в первом сего рода опыте была необходима, ибо в противном случае соотечественники мои были бы, может быть, еще на долгое время от такового предприятия воспящены, завистники же России, по всему вероятию, порадовались бы таковой неудаче.
Я чувствовал в полной мере важность сего поручения и доверия и, не обинуясь, признаться должен, что не охотно соглашался на сей трудный подвиг; но когда мне ответствованно было, что если откажусь я от начальства экспедиции, то предприятие оставлено будет без исполнения, тогда ничего уже для меня не оставалось, кроме необходимой обязанности повиноваться. В то мгновение, в которое свет огня Лизардского скрылся от моего зрения, овладели мною чувствования, угнетавшие чрезмерно бодрость моего духа. Невозможно было для меня помыслить без сердечного сокрушения о любимой жене своей, нежная любовь коей была источником ее тогдашней скорби. Одна только лестная надежда, что важное предприятие совершено будет счастливо, что я некоторым образом участвовать буду в распространении славы моего отечества и мысль о вожделенном будущем свидании с милою моему сердцу и драгоценным залогом любви нашей – ободряли сокрушенный дух мой, подавали крепость и восстановляли душевное мое спокойствие.
Я направлял курс свой больше к западу, как то обыкновенно все делают, чтобы не видать мыса Финистера, где бы, может быть, встретились мы с французскими или английскими крейсерами, кои бы нас только понапрасну задержали. Свежий ветер дул от SO и O так, что мы шли в час по 8 и 9 узлов.
Октября 8-го находились мы уже под 44° 24' широты и 12° 8' долготы. Перемена в теплоте воздуха была для нас очень чувствительна. Термометр повысился в 24 часа на 4 градуса и показывал 14°. Каждый вечер, почти, примечали мы известное явление, происходящее от светящейся воды морской; некоторые места казались гораздо более других блестящими, как будто бы они из одних огненных искр состояли.
Октября 10-го числа в 8 часов вечера увидели мы воздушное явление необыкновенного рода: огненный шар явился на SW с таким блеском, что весь корабль освещен был с полминуты. Он начал потом двигаться с умеренной скоростью в горизонтальном направлении к NW, где и исчез; но обилие огненной материи произвело такую полосу, которая, следуя в ту же сторону, видна была целый час еще после. Высота полосы над горизонтом составляла 15 градусов, ширина же оной около четверти градуса. Шар сей явился, по примечанию Горнера, при созвездии Стрельца, уничтожился же при Северном Венце. Такие воздушные явления, хотя и видят часто, но чтобы светлая полоса могла быть видима так долго, оное, уповательно, случается реже. В сие время находились мы под 37° 40' широты и под 14° 5' долготы.
11-го лишились мы своего попутного восточного ветра, от чего и надежда наша дойти оным до пассатных ветров сделалась тщетной. К вечеру настало совершенное безветрие. Мрачные облака висели над горизонтом. Отдаленная гроза и страшная молния предвещали сильную бурю, которая и настала в час пополуночи при дожде сильном, однако продолжалась недолго. Через час опять прояснилось; свежий ветер дул от WSW, продолжавшийся несколько дней; зыбь была от SW. 13-го сделалось безветрие. Я хотел воспользоваться сим случаем и приказал спустить гребное судно, на коем Горнер и Лангсдорф поехали для испытания в некоторой глубине теплоты воды морской Гельсовою машиною [28] . Атмосферная теплота была 18°; на поверхности воды 19 1/4 °; в глубине 95 сажен, где находился термометр 18 минут, 19°. Вода морская в сей глубине найдена посредством микроскопа совершенно чистою.
28
Эта машина состояла из полого медного цилиндра около полуметра высотой. Внутрь подвешивался ртутный термометр.
15-го во всю ночь и следующий потом день была великая зыбь от NW при слабом ветре. В сей день видели мы около корабля множество больших морских животных, породы дельфинов, в 12 и 15 футов длиною. Некоторые плыли на SW, другие же на NO.
Приближаясь к месту, в которое зайти предположено было, приказал я дать служителям бочку пресной воды для мытья белья их. О сем маловажном обстоятельстве упоминаю я для того, чтобы объявить не морским людям, с какой крайней бережливостью поступают в море с водою пресною. Каждый из служителей мог пить, сколько хотел, но на другое употребление не смел никто взять ни капли без моего позволения.
19-го в половине 6-го часа пополуночи увидели мы очень ясно остров Тенериф. Пик покрыт был облаками; но спустя полчаса от оных очистился и представился нашему зрению во всем своем величии. Снегом покрытая вершина, освещаема будучи яркими солнечными лучами, придавала много красоты сему исполину. По восточную и западную сторону его находятся многие горы, отчасти понижающиеся вершинами своими, так что оные с высокою вершиною Пика составляют чувствительную покатость. Кажется, что природа предопределила их быть подпорами сей ужасной горе. Каждая из прилежащих гор, сама собою в отдельности, могла бы быть достойной уважения; но посредственное в соединении с великим кажется малым; и сии побочные горы едва возбуждают внимание наблюдателя. Невзирая на сие, много уменьшается ими величие горы Пика; ибо если бы она стояла одна, то высота ее несравненно больше бы удивляла наблюдателя.