На подсосе
Шрифт:
Но мне было не видно, куда она за стекла магаза смотрела. Наверно, силы у меня разовьются постепенно, со временем. Пятьсот лет — это очень долго, за столько можно вампирскому кунг-фу научиться.
В общем, Графиня сказала таксёру нас высадить у форта Мейсон, чтоб оттуда витрину «Безопасного пути» видно было, и мы с ней остались стоять в тумане, как настоящие ночные существа, ждать, пока легавые не свинтят.
А потом Графиня такая рукой меня обняла за плечи и говорит: «Эбби, ты меня извини, я, э-э, на тебя напала вот так вот. Я очень
«Да не вопрос, — говорю, — я ужасно польщена, что меня повысили. Ну и кроме того, это было как бы эротично». И это, знаешь, правда, если не считать вони горелой плоти и прочего.
А она такая: «Ну, спасибо, что о нас заботишься».
А я вся такая: «Пардон, Графиня, но зачем мы здесь?» Нам же типа продукты затаривать не надо.
А она мне: «Томми раньше работал с этими ребятами, а один из них знает, что он теперь, э-э, дитя ночи. И мне кажется, им известно, где он сейчас может быть».
А потом в магазе, смотрим, такой олух кучерявый в очочках двери отпирает и выпускает легавых на улицу. Они садятся в машину, и кучерявый за ними дверь запирает.
«Парад-алле», — говорит Графиня. Застегнула кожаную куртку свою, из кармана достала темные очки, надела. И говорит: «Не высовывайся, Эбби. Сейчас вернусь». И пошла через парковку к «Безопасному способу» широким таким шагом, как ангел мести, а рыжие волосы за нею по ветру, и фонари ее в тумане освещают.
И я такая: «Ой блеать».
А она даже не притормозила. Шагов десять до витрины магаза осталось, а Графиня схватила такую стальную мусорную урну, смяла ее, как картонную, и фигак в окно. А сама дальше идет! На нее стекло мелким кубиком сыплется, а она просто зашла в магаз через эту переднюю витрину, как хозяйка и его, и всех, кто в нем. Что, правда, так и есть.
Я еще сама туда забежать не успела, как она возвращается и волочет из-за угла этого кучерявого за глотку. Швырнула его против стенда с винными бутылками, они поразбивались все, по полу сплошь красное, и кассы заляпало, и все.
Я вся такая: «Ох ёпть, ща Графиня те жопу запредел расколет. Ну ты и в просёре, беломазый!» (Я в целом не расположена слишком часто злоупотреблять арготизмами хип-хоперов, но бывают такие времена, когда они, как французский, просто-напросто лучше выражают ощущение момента.)
И тут вся толпа тех парней, которых я видела в лимузине, выруливает из-за угла. Графиня хватает со стенда бутылку и, ни секунды не раздумывая, мечет ее — прямо в первого парня, высокого такого, он на хиппи смахивает. Тому прямо в лоб тресь, и он падает, как подстреленный.
Она такая: «Назад!» — и все давай назад, за угол, из-за которого выскочили, кроме хипана этого, он в полном отрубе валяется.
Тогда Графиня берет очкастого за горло. А он хоть и на фут выше, она его, как тряпичную куклу, как пошла мотылять, пока он не заорал что-то про Сатану с Исусом, не велел ей изыдить и прочую херню. А Графиня вся такая: «Где Томми?»
А он ей: «Не знаю. Не знаю».
Тогда Графиня как хвать его за волосы и к стенду с вином прижала, рука даж не дрогнет. И в натуре холодно так ему говорит: «Клинт, я сейчас вырву у тебя правый глаз. Потом, если ты не скажешь мне, где сейчас Томми, я вырву у тебя оставшийся. Готов? На счет три. Раз… два…»
Тут он такой весь: «Я тут совершенно ни при чем. Она сатанинское отродье, я им так и сказал».
«Три!» — говорит Графиня.
«Он дома у Хлёста на Северном Мысу. Адреса не знаю».
А Графиня такая как заорет: «Адрес?» — на весь магаз.
Тут из-за стойки с «Бодрячками» черный парень высунулся и такой: «Северный Мыс, шесть девяносто три, квартира 361». А какой-то другой парень его обратно затянул.
Тогда Графиня вся такая: «Спасибо. Если его покалечили, я вернусь». И как швырнет этого Клинта на стойку с «Доритами», там все сырные добряки начо по всему магазу разлетелись.
И потом такая мне: «Что ж, вот так приятный сюрприз».
А я ей такая: «Какой — что Владыка Хлад в квартире на Северном Мысу?»
«Нет, — говорит, — я не думала, что они знают. Я просто не соображала, с чего мне еще начать».
«Вероятно, ваши чувства настроились на присутствие Владыки Хлада за все эти зоны лет», — говорю.
А она такая только: «Пойдем, Эбби».
И тут я сама не знаю, зачем, наверно, потому, что сахару мало в организме после потери крови, но типа такая: «А можно мне жвачки?»
А она вся такая: «Конечно. И кофе прихвати. В зернах. У нас почти кончился».
Я и прихватила. А когда ее догнала, она уже чуть не всю парковку перемахнула — шла обратно к площади Гирарделли, а кубики осколков у нее в волосах по-прежнему сияли, и она мне улыбнулась, когда я ее догнала, а я ничего не могла с собой поделать, потому что круче я в жизни ничего не видала. Поэтому я вся такая: «Графиня, я вас люблю».
А она меня обняла, поцеловала в лоб и говорит: «Пойдем Томми вызволим».
Наверно, вампирские силы я уже почувствую завтра ночью, а пока я какой-то, блядь, тотальный обсос. Но только школа начнется, я так буду рулить, что мама дорогая.
18
Никто не любит дохлых шлюх
Если находишь своего молодого человека привязанного голым к перевернутой кровати, он весь в крови, а у ног его валяется мертвая синяя доминатрисса, вера некоторых женщин в крепость отношений может и пошатнуться. Некоторые женщины могут даже воспринять это как признак неприятностей. Но Джоди была одинока не один год, она ходила с рок-музыкантами и брокерами, а поэтому привыкла к необычайным ухабам на дорогах романтики. Поэтому она просто вздохнула и пнула шлюху в ребра — скорее разговор поддержать, чем убедиться, что блядь действительно мертва. И сказала: