На помощь далеким мирам

Автухова Лариса Николаевна

К середине ночи полотно было готово. Но ему надо было дать просохнуть, и потому Эли не разрешила гудару отнести сей же час картину правителю Инасу. Гудар недовольно нахмурил брови. Он оставил залу и удалился, не сказав Эли ни слова. Впрочем, Эли не нуждалась в словах — она просто валилась с ног от усталости и неимоверного напряжения, пережитого ею. Она тяжело опустилась на лавку, где еще недавно сидел гудар. Испытывая блаженство оттого, что ей можно, наконец, расслабить затекшие ноги, она вытянулась во весь рост и незаметно для себя погрузилась в глубокий сон.

А гудар Динас вскоре возвратился с самим правителем Инасом. Они вошли в залу, ярко освещаемую

горящими чашами, и увидели спящую Эли. Инас дал знак Динасу, означающий, что не стоит будить девушку, они и без нее смогут рассмотреть холст с изображением животного. Долго и пристально Инас изучал картину Эли. Динас видел, что лицо правителя не осталось бесстрастным, как не смог сохранить отстраненность и сам гудар. Тени разных чувств скользили по лицу правителя То. Он поднял глаза на Динаса и в его взгляде гудар прочел восхищение, смешанное со знакомым и ему самому мистическим страхом. Они поняли друг друга без слов: это изображение, и в правду, могло вселить ужас и страх в души врагов, и обратить их в бегство.

— Девушку покормили? — осведомился Инас, устремив свой взгляд на спящую Эли.

— Вечером она отказалась от еды, — тихо сказал гудар.

— Почему? С нею плохо обращались?

— Нет, она торопилась, боялась, что не успеет к назначенному сроку.

— С наступлением рассвета холст надо перенести на стены города и развернуть его там перед чужеземцами. Девушка пусть пока останется здесь.

Эли проспала весь день и открыла глаза лишь, когда сумерки начали опускаться на город. В зале по-прежнему горели чаши, на ковре опять стояло большое блюдо и кувшин с питьем. При виде еды Эли почувствовала острый голод, как будто не ела несколько дней. Она жадно набросилась на кушанья, благо, что в зале она была одна, никто не мешал ей насытиться аппетитными ароматными яствами.

И только сейчас Эли увидела, что ее холста нет. Она подскочила в страхе. Поначалу она решила, что холст украли, потом ей подумалось, что его уничтожили. Ей и в голову не могло прийти, что картину унесли на стены города, где она и должна была оказаться. Эли казалось, что она уснула лишь на несколько мгновений. Что же могло за это время случиться?

Ее терзания нарушил худой служитель, которого к ней приставил правитель Инас. Он вошел и почтительно поклонился Эли, словно она была не простолюдинкой. Она удивленно смотрела на него, поражаясь случившейся с ним перемене. Служитель вежливо спросил ее, сыта ли она. Потом он сказал, что Эли приглашает к себе правитель Инас. И тогда она испугалась по настоящему, ее охватил ни с чем несравнимый ужас. Ей вдруг подумалось, что правитель отдаст ее хозяину, ведь она не помогла городу, не сохранила картину, она обманула Инаса.

На подгибающихся ногах, дрожа от страха, Эли плелась вслед за служителем по тому же длинному коридору, которым он вел ее накануне. Несколько поворотов, и перед Эли вдруг распахнулись резные двери, и она оказалась на пороге огромного зала, где звучала красивая музыка. На узорных коврах возлежали благородные мужи в праздничных одеждах с кубками в руках, перед ними стояли бутыли с напитками и кушанья. Все взгляды вмиг обратились к ней. Оказавшись в таком блестящем окружении, Эли совсем растерялась. Она увидела Инаса, вставшего к ней навстречу. Он был весел и улыбался. Инас тепло приветствовал Эли.

— Дорогие мои гости, — сказал он, обращаясь к окружающим, — я хочу представить вам девушку, которая спасла наш То своим искусством. Видимо, ей помогал сам Творец, раз он послал ей этот удивительный пророческий сон, Но и ее заслуга высока, ведь она не побоялась во всеуслышанье рассказать о нем, она не побоялась предложить нам помощь.

— Милая Эли, — продолжил Инас, уже обращаясь к ней, — ты так крепко спала, что не знаешь ничего из того, что произошло. Мы сей час как раз празднуем нашу победу. Чужеземцы с раннего утра готовились завладеть То. Но, увидев изображение животного, они остолбенели, на их лицах изобразился неописуемый ужас, спустя мгновения, они устремились прочь от животного, пред которым они, видимо, действительно, испытывали ужас и страх.

Слова Инаса перемешались с восторженными возгласами гостей, не умевших скрыть своей великой радости перед чудесным спасением. И только одна Эли, подобно чужеземным воинам, находилась в состоянии оцепенения. Ей казалось все происходящее продолжением ее сна.

— Мы в долгу у тебя, Эли, — продолжал, между тем, Инас, — проси любой награды и ты ее получишь. Скажи, чего ты хочешь!

До Эли, наконец, дошло, что от нее ждут ответа, все ждут ее слов. Правитель Инас сказал, что он выполнит любое ее желание. Но что же, действительно, ей нужно? Ей вдруг вспомнилось ее житие за перевалом, вспомнилась та холодная равнина, где остались ее сородичи. Слезы подступили к ее глазам. Как она может что-то просить для себя, если те, кто ее вырастил, и кто был рядом с нею все это время, замерзают на пронизывающем ветру? Нет, ей нечего желать для себя, для себя ей ничего не нужно.

— О, достославный правитель Инас, — в великом волнении начала говорить Эли, — я пришла в То из-за перевала.

— О-о-о! Из-за перевала! — послышались восхищенные возгласы. — Смелая девушка!

— Я едва нашла дорогу в То. Там за перевалом в холодной равнине обитает много людей. Там люди живут впроголодь, выращенного с большим трудом урожая едва хватает, чтоб кормить детей раз в день. Они не смеют искать другой доли, ибо знают, что прокляты навсегда. Живущие по эту сторону перевала не хотят видеть тех, кто живет за ним. Даже дорогу из-за этого вырастили с гору. О, достославный Инас, будь милостив к этим людям, разреши им вернуться в этот мир! Я смиренно прошу тебя об этом на коленях.

Эли опустилась на колени и склонила голову в ожидании гнева или милости Инаса. Наступила тишина. Инас переглядывался со своими гударами.

— Твоя просьба, — сказал Инас, поднимая Эли с колен, — еще раз подтверждает то, что ты удивительный, непростой человек. Любой бы, окажись он на твоем месте, просил бы камней и дорогих тканей, а не милости для бедных сородичей. Но будь по-твоему! Я повелеваю снять запрет для возращения в наш мир людей из-за перевала, чьи предки много веков назад прогневали тогдашнего правителя То, и о которых мы давно забыли. Гудар Динас, подготовь указ, разрешающий открыть дорогу через перевал для жителей тех мест.

Инас опять обратил свой взор к Эли. Она низко поклонилась в знак своей благодарности, которую словами выразить ей было невозможно. Правитель То смотрел на Эли, словно ожидая чего-то, ожидая еще каких-то ее слов, но она молчала. Она чувствовала себя полностью вознагражденной, желать большего она и не могла, так как никогда бы и подумать не смела о том, что ей доведется стать спасительницей для людей, томящихся за перевалом.

— Мне ясно, что лично для себя ты ничего не попросишь, — сказал, наконец, Инас. — Тогда я скажу сам, за тебя. Нам не доводилось видеть людей, умеющих так искусно творить картины, и потому мы не можем отпустить эту девушку без того, чтобы не предложить ей возможности заниматься этим здесь у нас в То.