На пороге ночи
Шрифт:
– Да, дел еще немало, – проворчал Джедеди. – Иди, покажу тебе инструмент. Мы будем приходить на станцию с восходом солнца и возвращаться поздно вечером. Ты спустишься на путь, а я отсюда стану наблюдать за твоей работой. Хорошо потрудишься, хорошо и поешь: количество пищи будет зависеть от того, какую часть рельсов тебе удастся отчистить. Чтобы рассчитать точно, я составил специальную таблицу. Например, в среднем за один ярд надраенных рельсов тебе полагается пятьдесят граммов хлеба… Можешь организовать работу по своему усмотрению – ума тебе не занимать. В полдень у нас будет небольшой перерыв для чтения псалмов. Сначала все просто: на протяжении мили путь одноколейный, дальше он разветвляется на три колеи, что в целом составит восемь миль рельсов, которые тебе предстоит отчистить. Когда ты дойдешь до конца, либо станешь другим человеком, либо умрешь.
12
Вечером, когда они возвращались на ферму, Робин подумал, что теперь будет ужинать за общим столом, но ничего подобного не произошло. Джедеди, не произнеся ни слова, втолкнул его в загон и запер калитку. Свернувшись клубком в палатке, Робин думал о том, что, как ни странно, он скучал по Бонни, Понзо и Доране… Это открытие испугало его сильнее, чем полная неизвестность своей дальнейшей судьбы. Ему показалось, что он в чем-то предал Антонию и Андрейса. Неужели так сильно воздействие жалкого обывательского существования людей, которые его окружали? И он действительно попал в их сети? Так быстро?
Вероятность, что между ним и этими крестьянами могла образоваться какая-то связь, выбивала Робина из колеи. Конечно, во всем виновато одиночество, другого объяснения нет. Он дал себе обещание, что в дальнейшем проявит большую осторожность и будет за собой следить. Нельзя привыкать к чужакам, которые к тому же еще и его тюремщики.
Поздним вечером, когда уже было совсем темно, Робин услышал шорох. Несколько камешков угодили в крышу палатки, и он понял, что кто-то пытается привлечь его внимание. Он вышел. Ночь была безлунной, и Робин ничего не мог разглядеть.
– Сюда! – услышал он шепот Бонни из-за забора. – Пошевеливайся. Старик меня сейчас застукает.
Робин с опаской приблизился к тому месту, откуда звучал голос, ожидая какого-нибудь подвоха.
– Ну как, – поинтересовался Бонни, – он водил тебя на станцию?
– Водил, – ответил Робин. – Он хочет, чтобы я чистил рельсы.
– Раньше он сам этим занимался, когда у него еще гнулась спина. Ведрами покупал в магазине жидкость для полировки, чтобы натирать проклятые рельсы. От них просто шли искры, даже при лунном свете.
– Титанический труд.
– Лучше скажи – идиотский! Не доверяй ему, парень, он готовит тебе ловушку. Скоро наступит сезон сухих гроз, и если в каньон ударит молния, пока ты будешь работать, – изжаришься на месте. Из-за этого и станцию закрыли: молния всегда попадает в рельсы и уже сгорело несколько поездов вместе с машинистами и со всем грузом. Однажды она угодила в вагон с баранами, шерсть запылала, и животные бегали по путям, как факелы на четырех лапах. Будь начеку, старик Джед собирается испытать тебя небесным огнем – вот какие у него планы. Нетрудно догадаться! Если молния тебя не убьет, значит, так рассудил Бог, и ты вернешься в семью. Только не надейся: живым оттуда не уйти. Представь: груда железа, притягивающая молнии, и ты посередине.
Бонни замолчал, встревоженный стуком чьих-то шагов
– Мне пора, – прошептал он. – Держи, я принес тебе пожевать.
Через изгородь перелетел сверток, упав возле ног Робина. От свертка исходил запах ветчины, и у мальчика потекли слюнки. Ему захотелось подойти поближе и поблагодарить Бонни, но того уже и след простыл. Робин вернулся в палатку и с наслаждением съел бутерброд с салом, удивляясь, что человеку может доставить огромное удовольствие столь плебейская пища.
Насытившись, он тотчас же провалился в сон. И на этот раз его ночное видение не изменилось. Он лежал в закрытой коробке, а кто-то, наклонившись над крышкой, бодрым голосом произносил загадочные слова: «Серебряные рыбки еще не проснулись, вы сегодня слишком рано…»
В полузабытьи Робин подумал, что, окажись он в Египте, ему следовало бы пойти и посоветоваться с жрецом, умеющим разгадывать сны, потому что во всем этом, без сомнения, был заключен какой-то тайный смысл. Возможно, боги древности пытались предупредить его о грядущей опасности.
Джедеди разбудил его с первыми лучами солнца. Не обменявшись ни единым словом, старик и ребенок пошли к заброшенной станции. Придя туда, Джед больше часа потратил на то, чтобы объяснить мальчику все тонкости предстоящей работы. Робин должен очень стараться, ничего не упустить из виду – ни железных скребков, ни щеток. Сначала нужно снять слой ржавчины, чтобы рельсы обрели обычный вид, будто их ежедневно полируют тяжелые колеса вагонов. Затем, когда нужная кондиция будет достигнута, предстоит очень важный этап – как следует их смазать, чтобы защитить от вредного воздействия дождей. Старик повторил свою инструкцию. Иногда он словно терял нить разговора и застывал на две-три минуты с бессмысленным взглядом. В эти мгновения он еще больше напоминал ощипанного цыпленка с дряблой шеей, казался особенно уязвимым, вызывая у Робина чувство, похожее на жалость.
Закончив курс обучения, Джедеди устроился в будке стрелочника, грея ладони о миску с супом, а Робин взялся за дело.
Ему никогда не приходилось работать руками, и вскоре он убедился, что это на первый взгляд забавное занятие не так уж и приятно. Через четверть часа у Робина стало сводить пальцы, заныла спина. Чистка оказалась непростым трудом, и каким же крохотным он себя ощущал, стоя на коленях посреди пути! За спиной – черная дыра туннеля, а впереди… впереди ветвились целые восемь миль проржавевших рельсов. Но, как ни удивительно, несмотря на огромный фронт работ, а может быть, именно по этой причине, Робин испытывал странный подъем. Он вспомнил о подвигах Геракла, об авгиевых конюшнях и поклялся, что покажет презиравшему его сумасшедшему старику, угнездившемуся в своей будке, на что способен. «Не такой уж я слабак, каким он меня считает, – подумал он. – Мы еще посмотрим!»
И, оседлав рельсы, Робин стал трудиться с еще большим рвением. Его опьяняло сознание того, что рано или поздно он одержит победу над ржавчиной, обращающейся в красноватую пыль на его руках. Робин тер рельсы с неистовством, подстерегая момент, когда сталь наконец соизволит заблестеть и из ржавых недр выйдет драгоценный серебряный самородок, сверкающая булавочная головка в морс окисленного металла. Рельсы стали врагом, превратились в свирепого хищника, и Робином овладела ярость: зверя нужно одолеть, укротить, сделать шелковым, гладким, дюйм за дюймом… Работа была абсурдной, но не лишенной некоего величия.
Время от времени Робин поднимал голову, чтобы оценить брошенный ему вызов, стараясь объять взглядом стелющиеся по земле то перевитые, то разбегающиеся в стороны красные полоски серпантина. Одурманенный жарой, он видел, как они шевелятся, подрагивают и переползают с места на место, подобные змеям, привыкшим передвигаться в тот момент, когда на них перестают смотреть.
К полудню Робин совсем выбился из сил: шею, плечи и руки сводили судороги. К тому же в ладони, покрасневшие от ржавчины, впилось множество мельчайших кусочков металла из щеток, и Робину пришлось вынимать их по одному, словно колючки железного кактуса.