На прорыв времени! Российский спецназ против гитлеровцев
Шрифт:
Мысль Сталина прервало появление дежурного с подносом. Подождав, пока тот расставит все на столике и кивком отправив обратно, вождь с наслаждением вдохнул аромат из дымящейся чашки. Сделав маленький глоток, он вернулся к своим размышлениям.
Рокоссовский. А почему нет? Ведь было и еще кое-что, чуть ли не самое важное — он не предал. Даже через девять лет после смерти товарища Сталина. Лишился при этом должности…
На лице вождя появилась ухмылка. Интересно, кто-нибудь из соратников вообще рассматривает Рокоссовского как
Лидер СССР вновь встал и подошел к окну. Положив потухшую трубку на столик, он некоторое время постоял, просто глядя на ночное небо. Потом, допив чай, вернулся к дивану и прилег. Сон все не шел. Мысль о прославленном маршале как преемнике не давала покоя, становясь все более и более продуманной.
Как ввести его в большую политику? Чему стоит подучить? Как проконтролировать переход власти? Вопросов было множество. Неразрешимых, правда, среди них вроде как и не было.
Рассматривая свою идею со всех сторон, Сталин не заметил, как заснул.
21 июля 1942 года
Линия фронта, недалеко от г. Данциг, Германия
— Мать моя женщина, это какой уже? — немолодой уже человек в сержантской форме украдкой перекрестился.
— Михал Карпыч, чего такое? — на удивленный возглас повернулся молоденький солдатик.
— Ты, Леня, сам посмотри, — седой сержант ткнул рукой в сторону немецких позиций. По освещаемой ракетами нейтральной полосе украдкой крался человек с белой тряпкой, намотанной на руку.
— Опять что ль перебежчик, да? Надо, наверное, это, товарищу лейтенанту сказать…
— И чего они все у нас перебегают? Негде больше, что ли? А нам потом со всякими особистами разговаривать, — Михаил Карпович недовольно махнул рукой. Потом, вскинув винтовку, с тоской добавил:
— Мож пристрелить его? А то счас лейтенанта разбудим, а он нам втык даст…
— Да как ж так, Михал Карпыч? А вдруг он чего важное знает?
— Ну да, конечно, знаить он чего. Еще скажи, что это офицер из ихнего штаба — счас прийдет и все расскажет — где, кто, когда… Вот и на Империалистической — я б даже и тогда в такое не поверил, хотя молодой совсем был. А счас… обычный солдат это.
Недовольно посмотрев на разглаживающего пробивающиеся усы солдатика, сержант все же опустил винтовку.
— Ладно. Топай.
— Куды?
— Куды-куды. К командиру, будить. А ты чего думал?
— Да я ниче, я просто. Я это, в общем… есть, товарищ старший сержант!
— Не есть, а командира будить, давай уже.
Посмотрев в спину удаляющемуся парнишке, сержант удрученно помотал головой. И вот таких у него во взводе — каждый второй. Пацаны еще совсем, мозгов нет, ни ума, ни опыта… Тока детство в одном месте играет. Счас, конечно, поумнее стали, а то как вспомнишь, какими еще пару месяцев назад были — диву даешься, как не поубивались еще… Хотя, если вспомнить сколько таких вот ребятишек все-таки погибло — ведь немало совсем.
Вспомнив свои первые дни в окопах Империалистической войны, сержант вздохнул и почесал старый шрам на ноге — оставшийся с тех давних времен след немецкого осколка.
Дождавшись, когда немец подберется поближе, Михаил Карпович тщательно в него прицелился и громко крикнул:
— Хенде хох!
Немец тут же замер, подняв над головой руки. Учитывая, что пробирался он в полусогнутом положении, поза выглядела забавной.
— Не стреляйт! Я ест офицерь! Я сдаваться!
Подошедший именно в этот момент злой лейтенант с парой солдат, включая отправленного за ним Леню, коротко бросил:
— Ком цу мир! — и затем тихо добавил, наклонившись к сержанту:
— Михал Карпыч, хрень какую выкинет — пристрелишь. А то, скоты эдакие, совсем задолбали, поспать уже нельзя.
Осторожно приблизившийся к русским окопам немец явно чувствовал себя неуютно. Тем не менее, он довольно уверенно спрыгнул к советским солдатам.
Опередив собирающегося что-то спросить лейтенанта, немец уверенно произнес:
— Я есть майор Иоахим Кун. У меня есть сообщение для вашего командования.
27 июля 1942 года
Москва, Кремль
В главном кабинете страны сидело пять человек. Точнее, сидело четверо — один из них по известной привычке прохаживался по кабинету.
Сталин, Шапошников, Берия, Молотов и Ледников ожидали прихода еще нескольких человек — Микояна, Ворошилова и Тимошенко. Полученная не так давно информация заслуживала, самое меньшее, пристального внимания.
Наконец, ожидаемые лица прибыли — сначала Микоян с Ворошиловым, а еще минут через десять в кабинете появился еще и Тимошенко.
Коротко поздоровавшись, нарком обороны быстрым шагом прошествовал к своему месту за столом. Коротко кивнув, Сталин негромко заговорил:
— Товарищи, еще раз добрый день. Вопрос, который мы должны с вами обсудить — это вопрос феноменальной важности, — после этих слов говорящий без всякого акцента вождь замолчал. И через несколько секунд обрушил на присутствующих небо:
— Мы будем обсуждать капитуляцию Германии.
ГКО был, мягко говоря, ошарашен. Молчание затягивалось, когда не выдержал Молотов:
— Товарищ Сталин, а не кажется ли вам это… ну несколько преждевременным? Ведь наши войска только-только вошли на территорию Рейха?
Вождь знаком дал слово Берии.
— Чуть меньше недели назад, двадцать первого числа, через линию фронта на нашу сторону перешел немецкий офицер, майор Иоахим Кун. Согласно его информации, подтвержденной из нескольких источников, в том числе и из Особых, в среде немецких офицеров созрел заговор против Гитлера и нацистов. Более того, этот заговор находится в последней фазе.