На ратных дорогах
Шрифт:
Ночью сделали перегруппировку. А утро выдалось хмурое. Стал накрапывать дождь, подул холодный северный ветер. Погода обещала быть нелетной, и это нас радовало.
Наступление началось в девять ноль-ноль. С наблюдательного пункта командира 206-й дивизии генерал-майора. Меркулова хорошо видна почти вся полоса наступления. Пока по обороне противника била наша артиллерия, бойцы перебежками вышли на рубеж атаки и бросились вперед.
Враг стал отступать. Но он цеплялся за Каждый удобный рубеж, и его снова приходилось сбивать.
С тяжелыми боями
Боясь отстать от Чувакова, я время от времени справлялся у Чичина, что ему известно о действиях соседа. Тот каждый раз сообщал:
— Топчется на месте.
Часов в четырнадцать позвонил командарм, потребовал ускорить темп и этим помочь 23-му корпусу.
337-я дивизия продвинулась еще. А полки Склярова не могли подняться из-за сильного огня из деревни и с высоты за ней. Посоветовал ему:
— Заставь артиллеристов расчистить дорогу, а я сейчас приеду.
Пока добирался, дивизия уже овладела деревней, но сидевший на высоте противник не позволял двинуться дальше.
Нашу машину обстреляли. Оставив ее в деревне за крайним домом, мы с адъютантом капитаном Болдыревым стали пробираться дальше.
Встреченный офицер сообщил, что полковник Скляров обосновался в подвале дома, за ручьем. Добираться туда надо через площадь и ручей по кладкам. Но весь этот участок под огнем.
Но что поделаешь, надо идти. Моя шинель порядочно поизносилась, и солдаты противника никак не заподозрят во мне командира корпуса.
Стараюсь не подать виду, что волнуюсь, нормальным шагом пересекаю площадь и по скользким перекладинам перехожу через ручей. Над головой просвистела пуля. Ускорил шаг — и тут же хлестнула пулеметная очередь. Сделав бросок, благополучно укрылся за домом. Обернулся, вижу: шедший за мной офицер лежит у ручья убитый. Адъютант спрятался в укрытии.
Из подвала показался Скляров:
— Товарищ генерал, вы бы могли вызвать меня! А здесь опасно, немцы в трехстах метрах.
— Не надо было самому сюда забираться, — пошутил я. — А раз сделал это, то и гостям не запрещай.
Из разговора со Скляровым и командиром полка, из личных наблюдений стало ясно — дивизии надо помочь огоньком, и посильнее. Вызвал по телефону командира гвардейского дивизиона и условился с ним встретиться за деревней. Склярова предупредил: после залпа „катюш“ по высоте бойцы сразу должны броситься в атаку.
Командир дивизиона ждал у моей машины. Я показал ему высоту, приказал накрыть ее залпом. Через полчаса по небу пронесся огненный хоровод. Высота окуталась пламенем и дымом.
Снова пошел к Склярову. На этот раз никто не обстреливал. Впереди слышалось громкое „ура“, треск выстрелов.
Скляров еще издали крикнул:
— Высота взята!
Вместе с ним пошли туда. Впечатление потрясающее. Трава и кусты обгорели. В окопах тут и там обуглившиеся вражеские трупы. Противоположный скат тоже выглядел пожарищем, всюду валялись убитые гитлеровцы.
* * *
Вечером опять вызвали к командарму. У него генералы Рейтер, Чуваков, командир танкового корпуса генерал-майор Алексеев, генералы и офицеры штаба армии.
— Сегодняшний день принес армии» неудачу, — сказал, открывая совещание, генерал Рейтер. — Наступления на главном направлении не получилось. Достигнутый двадцать первым корпусом частный успех — продвижение на шесть — восемь километров — не улучшил общего положения. Командующий фронтом требует решительных и быстрых действий. Направление главного удара перемещается на левый фланг. Сейчас генерал Корзун поставит задачу.
Командующий армией сообщил, что в наш корпус возвращается 337-я дивизия. От Чувакова к нам переходили и все артиллерийские средства усиления.
К себе в штаб вернулся лишь к 23 часам. В маленькой комнатке собрались все работники. Решил посоветоваться с ними о предстоящих действиях. Но только начал говорить, как почувствовал тяжесть в голове, неудержимо захотелось закрыть глаза, опустить голову на стол и заснуть хоть на час-полчаса. Мысли спутались.
Я встал, извинился, попросил подождать и вышел на улицу. Шел мелкий дождь. Снял фуражку, но холодные капли не освежили. Подошел к колодцу, вытащил ведро воды, опрокинул его на голову.
После этого можно было работать, Я продиктовал приказ дивизиям, офицеры связи нанесли задачу на карты и помчались в дивизии.
Козлов и Гуревич созвали политработников. Как раз днем с некоторым опозданием прибыли газеты, в которых было опубликовано обращение правительства и Центрального Комитета Коммунистической партии Украины с призывом усилить борьбу за освобождение республики. Захватив пачки газет, офицеры политотдела тоже разъехались по дивизиями.
А ведь и прошлую ночь политотдельцы провели на ногах. Я проникся еще большим уважением к Козлову и Гуревичу, моим надежным помощникам. Почему-то на память пришли полюбившиеся еще в конце двадцатых годов строчки о коммунистах:
Гвозди бы делать из этих людей, Крепче бы не было в мире гвоздей.Наступление назначено на восемь утра, а сейчас еще только начало первого. Можно часа четыре поспать, но внезапно родившееся, еще не полностью обдуманное новое решение необходимо обмозговать. Поэтому попросил разбудить меня в три ночи.
Когда встал, было еще темно. Дождь перестал. С Бо-рисенко и Краснокутским выехал в дивизии.
Потревоженный генерал Меркулов посмотрел на часы:
— Еще рано, товарищ комкор, часок можно бы поспать!
— Выспимся после войны. А сейчас хочу с вами посоветоваться. Что, если мы одним полком начнем наступать не в восемь часов, а в шесть? Противник к этому не привык, он еще будет свой эрзац-кофе, пить. Если успех обнаружится, двигаем всю дивизию. Так же будет действовать и двести восемнадцатая.
— А что, в этом есть смысл, — оживился генерал. — Давайте попробуем.
Скляров встретил идею раннего наступления также горячо.