На рубеже веков. Дневник ректора
Шрифт:
31 июля, понедельник. Вчера на ночь принялся читать только что выпущенные «Дневники» В.А. Теляковского». Это знаменитый Директор Императорских театров России, о котором рассказано во многих мемуарах. Но у меня сразу же сложилось ощущение, что это — писал я. По крайней мере, приемы управления и проблемы те же. Да и дневник он пишет достаточно подробно, я почти, как он.
«Осматривал лестницу и отхожие места в Малом театре, где живут электрические деятели. Ужасно плачевный вид имеет лестница и отхожее место. Лестница не выметена, стоит на площадке масса сундуков и шкапов. Съестные припасы хранятся около отхожего
Это о Шаляпине, но также о Минералове и Сорокине, хотя калибр мельче.
«Шаляпин вообще представляет из себя довольно сложный тип и требует особого обхождения. Как нервный человек, когда его рассердят, он сам не знает, что говорит и что делает. Это человек порыва, и с этим надо считаться». 27 сент. 1900.
«Вообще Театральное училище все больше и больше кажется мне каким-то семейным учреждением, созданным для питания учебного персонала»
«В 5 часов ездил с Досекиным выбирать мебель и обстановку для «Накипи». Аукционный зал представил такую дорогую цену за прокат, что от этой идеи пришлось отказаться. При стоимости вещей в 1685 р. он просил за прокат 10 раз по 100р., а более по 75 р. с полным ответом за порчу. У Мюра-Мерилиза мы купили более предметов за 700 р.» 29 сент. 1900.
Это я покупаю стиральные машины, мебель для бара, кровати для общежития, торгуюсь с нашими подрядчиками.
«В Театральном училище плохо кормят и особенно маленькие порции. Необходимо проверить отчетность и расход по продовольствию». 30 сент. 1900.
Актуально и для нас, но только чего здесь проверишь.
«И что это за театральная служба, где все больны, немощны и никто не хочет уходить. Выслуживая пенсию, все на нее смотрят как на пособие и конец своей службы не видят раньше смерти». 2 окт.1900.
«По докладу ревизора-техника Николая оказалось, что все приспособления, сделанные Пашковым для тушения пожара в Большом театре и стоившие 30.000 рублей, не могут действовать, ибо требуют напряжения машины в 100 лошадиных сил. По составленному акту все исправно, но упустили из виду, что пробовали это днем, когда машины не заняты освещением театров. Вечером Цейтшель не может дать 100 сил, ибо тогда потухнет освещение и в театре будет страшная паника. Итак, истратив 30.000 рублей, мы в течение 3-х лет имели устройство, не могущее отправлять свои задачи в случае пожара».
За сто лет ничего не изменилось. Будто бы это, повторяю, писал этот дневник я.
Все утро читаю довольно средние этюды прозаиков. Большинство ребят не справились с постановкой тем, восприняли их буквально, без больших литературных полетов. Удивила меня одна девочка — Таня Бондаренко, приведя очень интересный современный пример. Я-то думал, что так прямолинейно думаю только я. Все время корю себя за прямоствольность, политизированность. Ан, да не так. «Лето кончилось быстро. У кошки родились котята, и целые дни я проводила с ними, а Юра — с дедушкой и мамой. Они все время говорили про богатых людей, которых показывают по телевидению, о тех, кто зарабатывает деньги нечестно, и про какого-то Бориса Абрамовича.
— Вор? Ну и что, что вор? — изумлялся Юра. — Вот Борис Абрамович ворует, да дело разумеет. Живет, как каждый хотел бы пожить. Разве это плохо?»
Получил письмо от Миши Сукерника из Нью-Йорка. Это в ответ на предыдущую мою записку. Многое в его письме меня убеждает. Еще пройдет пару месяцев, и они меня переубедят. Он очень точно разбирает мой роман «Бег в обратную сторону». Фразы у него простые и не особенно заковыристые, но они пришли в нужное время. У меня возникает какое-то новое ощущение свободы.
Не могу не процитировать: «Главный герой вашей книги человек талантливый, здоровый физически и завидную карьеру сделавший. Так зачем ему давить молодых и заниматься плагиатом? Не потому ли что его с ранней юности преследует замешенное на страхе чувство неуверенности в себе, выросшее в комплекс неполноценности, приобретенное в те годы, когда приходилось скрывать, что отец враг народа, потом самого отца скрывать и бояться, и, что гораздо страшнее, отца своего стесняться и стыдиться этого. Вот так в страхе стыде и стеснении вырос человек тем, кем вырос. А ведь мог бы вырасти нормальным человеком, если бы жил в нормальных условиях, т. е. при свободе».
Не знаю, как портрет героя, но мой портрет дан довольно точно. Роман этот я уже забыл. Сейчас пишу новый.
Вечером приехал президент университета Конкук в Сеуле г-н Мэн, с ним его ответственный секретарь и мой старый знакомец профессор Син. Кормили их в нашем новом баре в общежитии. Хорошо, что помог Альберт Дмитриевич, прислал повара, официанта, еду и посуду. Все прошло хорошо, но все это нам не по силам. Постараюсь, чтобы 4 дня пребывания наших гостей в России были интересными и полезными для них. Объективно говоря, мы потихонечку открываем корейский рынок. Корейские студенты. Встречавшие президента корейские студенты, за полгода в Москве очень европеизировались. По крайней мере все они с крашеными волосами. На их иссиня-черный цвет краска, особенно блондинистая, ложится плохо, все они какого-то оранжевого цвета. Но все равно мне это нравится. Какая жалость, что во время моей молодости нам не дали перебеситься, и мы, молодые, все шли за суровой модой Политбюро.
1 августа, вторник — 4 августа, пятница.
Не писал несколько дней, потому что в институте стоял некоторый ад по поводу встречи делегации из корейского университета Конкук. Здесь мой старый знакомый Президент (ректор) Мэн Ван Джа, его помощник Ким Пэ Хо и опять старый знакомый профессор Сим Сон Бо. Собственно, мы свои долги уже почти оплатили, в Университете в Корее год отбыла Е.Л. Лилеева и сейчас преподает М.В. Иванова. Мы все знаем, что они не могут преподавать без блеска, но такое же ощущение возникло и у нашей корейской стороны. Для меня это еще и распространение русского языка. Воспитанный прежним режимом, я не вижу своих действий вне общерусских и общенациональных задач.
В качестве еще одной аргументации приведу следующее: впервые финансовые итоги квартала по аренде и по платному обучению в институтском бюджете сравнялись. А что значит успешное проведение визита корейского руководства? Это значит, что студенты поедут к нам. И уже едут. Одновременно с визитом начальства у нас сейчас учится постоянно и на летних школах 18 итальянцев, 12 корейцев и человек 5–6 другого инонарода. Я уже не говорю, что только что уехали 10 ирландцев, отучившихся у нас год.
Сейчас, когда все уже закончилось, мне все кажется таким мелким и не требующим, казалось бы, вмешательства ректора. Но надо было организовать встречу, кормежку в гостинице, позаботиться о фруктах и чае в номерах, о посуде в баре, потом об экскурсии в Кремль и по Москве, в Третьяковскую галерею, покатать на речном трамвае, устроить большой обед, подготовить подарки, подарить наши памятные майки, а потом за все это отчитаться, списать. В нашем маленьком институте по-другому, как не без вмешательства ректора, этого не сделаешь.