На рубеже веков
Шрифт:
Это упадническое настроение выражает в монологе своём Михаил Львович Астров – доктор…
Конечно, если надо оперировать истекающего кровью пациента, то и ему, и родным его безразлично, что говорит врач вне службы – лишь бы спас. Но перед нами прежде всего образ литературный, являющийся воплотителем той или иной идеи автора. А потому нет нужды говорить, что не может сам А.П.Чехов «разделять» подобные мысли и настроения.
Врач, в котором не осталось любви и сострадания, врач, на окружающих его людей свысока смотрящий…
Есть в мире особые «служения», где без любви просто нельзя. Врач призван исцелять – и если внимательно
А после ещё и «загорается» он страстью к чужой жене – пусть далеко не нравственной, не скрывающей, что хотела бы иметь молодого мужа, а пожилой отставной профессор Серебряков – ради выгоды.
Конечно, никто не осудит за то, что не желает доктор назвать супругою давно влюблённую в него Соню, которую лишь уважает и которая стала бы прекрасной женою земского врача. Но нескрываемое желание, стремление встречаться тайком с замужней женщиной греховно изначально. Астров этого не понимает?! Скорее, понятия греха и добродетели куда-то «улетучились».
Образ, конечно, не главный – и пьесы А.П.Чехова не о «докторах», как многие рассказы, да и всё происходящее очень «банально». Только очень-очень грустно смотреть на такого человека – а на доктора – «вдвойне. Он сам не «исцелился»…
А вот ещё один образ в хорошо известном всем рассказе, созданном лишь несколькими годами раньше, – «Ионыч».
Наверное, Старцев мог с горечью произнести те же слова, что и Астров. И снова отражена в образе врача деградация человека, к тому же внешним образом дополняемая.
Кроме того, Старцев променял призвание, ради которого университет оканчивал, на служение «мамоне» и «радость» в том находит, поглаживая вечером хрустящие в кармане купюры…
Стоит вспомнить, наверное, про отношения к земскому доктору как человеку образованному – он изначально был где-то «на ступень выше» окружающих.
Так отчего же доктор, изначально приехавший нести своё служение, предпочёл «опуститься» и стать «своим» для тех, которых раздражают любые разговоры о «несъедобном»?!
А ради чего одинокому человеку столько «бумажек» и новый дом, он бы, наверное, сам ответить затруднился…
И «несостоявшаяся» любовь, женитьба – лишь часть, вернее, – логический финал всего произошедшего. Иначе, виноваты все и всё – Катерина Ивановна, её родители, всё окружение – только не сам Старцев. Так не бывает.
И потому снова возникает мысль о трагической банальности происходящего, в образе врача отражённой…
Перенесёмся ненадолго в век двадцатый – и вспомним образ врача Александра Зеленина из повести В.П.Аксёнова «Коллеги». Коренной ленинградец считает своим долгом поехать в глухую провинцию. Кстати, А.П.Чехова он и новые его коллеги тоже вспоминают – в квартире, для врача предназначенной, портрет великого писателя – неслучайно, конечно.
Какая интеллигентность, какое благородство молодого доктора во всём – и в переживании о том, что не смог охотника спасти, хоть вины доктора ни капли в том не было, и по отношению к окружающим людям, и в достойном отпоре хулиганам…
Оттого и собирается весь посёлок вокруг больницы, когда раненного бандитом Александра оперируют приехавшие в гости коллеги. И электричество, которое в полночь всегда отключали, в эту ночь ради операции не отключили.
Все эти, может быть, и не очень образованные люди, были лучше, честнее, умнее тех, что окружали Старцева – потому ль, что они «советские», или врач Александр Зеленин по той же «причине» лучше Старцева, как могли бы сказать лет сорок назад?!
Разумеется, нет – потому что всё, о чём говорится, вне времени – это, наверное, и доказывать никакой необходимости нет.
Всё дело именно в том, каким был добровольно проехавший нести своё служение людям доктор Александр Зеленин. Он и подобные ему способны исцелять…
Мы же вновь возвращаемся к героям А.П.Чехова – к рассказу «Цветы запоздалые».
Пришедший к заболевшему Егорушке известный доктор с «мужицкой» фамилией Топорков из «плебеев», как говорит о нём бывшая барыня – княгиня Приклонская. И в дом бывших господ своих входит Топорков как «хозяин жизни» – потому что меньше пяти рублей за визит и приём не берёт.
То, что сумел получить бывший слуга образование, «сколотить» состояние делает ему честь. Только…
«Шестьдесят тысяч просит… Известное дело! Жена женой, а деньги деньгами. Сами изволите знать… Я, говорит, жены не возьму без денег, потому она должна у меня всякие удовольствия получать… Чтоб свой капитал имела…
Сваха ходила по купеческим домам и щедрою рукою рассыпала докторские фотографии. Ходя из одного богатого дома в другой, она искала товара, которому могла бы порекомендовать «благородного» купца. Топорков не посылал ее специально к Приклонским. Он послал ее «куда хочешь». К своему браку, в котором он почувствовал необходимость, он относился безразлично: для него было решительно всё одно, куда бы ни пошла сваха… Ему нужны были… шестьдесят тысяч. Шестьдесят тысяч, не менее! Дом, который он собирался купить, не уступали ему дешевле этой суммы. Занять же эту сумму ему было негде, на рассрочку платежа не соглашались. Оставалось только одно: жениться на деньгах, что он и делал».
Господи, да неужели такое вообще возможно, чтобы таинство брака в торговую сделку превращалось?! «Жена женой, а деньги деньгами» – с кем же он жить собирался?! Как пред алтарём стоял и произносил слова, что соединяют супругов в Вечности?!
А после Топорков снова с ничего не выражающим лицом едет в дорогой карете на службу – вернее, «делать» новые деньги…
Рассказ считается неким «преддверием» драматургии века двадцатого – прежде всего, наверное, знаменитого «Вишнёвого сада» – княжеские роды разоряются, а люди «плебейского происхождения» хозяевами становятся. И относится великий А.П.Чехов – человек тоже рода не «княжеского» со страхом или настороженностью, с презрением, возможно – потому что нельзя «продавать» свою душу, продавать себя «в рабство» материальному благополучию. А эти «герои» именно таковы.
Вряд ли Топорков и ему подобные станут на свои средства строить музей, школу или больницу…
А для влюблённой в него Маруси жизнь вообще, можно сказать, останавливается – ведь так с «не подошедшей по размеру вещью» поступают…
И только неожиданное признание Маруси вдруг словно пелену с глаз доктора «срывает» – правда слишком поздно.
«Топорков искоса поглядел на десяти – и пятирублевки, которые валялись у него на столе, вспомнил барынь, от которых только что взял эти деньги, и покраснел… Неужели только для пятирублевок и барынь он прошел ту трудовую дорогу? Да, только для них…