На службе Отечеству
Шрифт:
Не помню, после какой уже по счету немецкой атаки под Цишицами, когда люди смертельно устали и ими начало овладевать безразличие, он появился в боевых порядках батальона с вестью о присвоении 828-му, 862-му стрелковым и артполку наименования Владимир-Волынских. Собрать личный состав по этому случаю возможности не было. Противник вел огонь. Провели делегатское собрание, написали листовку-молнию, которая пошла по солдатским рукам. Душевные силы бойцов были восстановлены.
– На работу с людьми времени не жалейте, - напоминал нам Сергей Дмитриевич.
– В них - наша сила. Это время с лихвой в
Во время одного из артналетов майор Юрков был тяжело ранен. Бодрым, неунывающим, веселым и простым остался в моей памяти Сергей Дмитриевич Юрков - человек большой воли, коммунист.
Не могу не вспомнить агитатора полка майора Вохминцева. Его часто можно было видеть в кругу солдат, сержантов и офицеров. Доводил до людей сводки Совинформбюро, рассказывал о положении на других фронтах и в тылу.
Каждое слово Анатолия Ивановича било в цель, вызывало гнев и возмущение в сердцах бойцов, заставляло нас забывать об усталости, трудностях ежедневных боев.
Продолжая выполнять задачу по расширению плацдарма, к десятым числам августа полк подошел к колонии Цишицы. В одну из ночей на НП батальона появился майор Павлюк. Командир полка был чем-то очень озабочен.
– Пойдем-ка, комбат, в роты, - предложил мне Валентин Евстафьевич.
Накинув поверх гимнастерок телогрейки, взяли автоматы и в сопровождении ординарцев двинулись к передовой. Ночь выдалась не особенно беспокойной. С вечера фашисты пробовали атаковать 6-ю стрелковую роту, но отошли, оставив на поле боя полтора десятка трупов солдат и офицеров. Ближе к полуночи они угомонились. Лишь время от времени стучали дежурные пулеметы да ракетами расцвечивали местность сигнальщики. Из-за горизонта выползла луна. Взбираясь все выше и выше, она продолжала свое неторопливое движение по едва притушенному дымчатой синевой августовскому небу. Прохладный ветерок нес с собой неясные шорохи, отголоски прошедшего боя. На северо-востоке небо отсвечивало сполохами. Тревожная летняя ночь плыла над передовой.
– Молчат фрицы, - остановился в изгибе хода сообщения майор Павлюк.
– За день наработались, да и вечером попытали счастья...
– Ну и как?
– Не вышло. Отошли с потерями. Теперь вот угомонились.
Мы смотрим в сторону Цишиц. Порой кажется, что кто-то движется там от дома к дому, и взгляд невольно напрягается. Но сколько ни всматриваемся, ничего не видно.
Вероятно, из штаба батальона о нас сообщили командирам рот. В траншее еле заметное опытному глазу движение. Из рукава хода сообщения появляются человеческие фигуры. Впереди исполняющий обязанности командира роты старший лейтенант Серпухин. Командир полка здоровается с ним, интересуется делами.
– Нормально, - отвечает Петр Федорович.
– Вот только немцы стали вести себя беспокойно. Настырно щупают оборону, ведут разведку. Вчера чуть было дежурного пулеметчика не увели.
– Этого еще нам не хватало.
– Так ведь, товарищ майор, не увели. Новичок, из ездовых, устал за день, немного расслабился, но в последний момент поднял тревогу. Разведгруппу противника начисто положили у самой траншеи.
– Ясно, ясно!
– Командир полка обернулся ко мне и кивнул в сторону противника: - Разведку ведешь?
– Да, наблюдением, подслушиванием. Вчера Чалаганидзе лощинку, подступающую к Цишицам, обследовал. Немцы пока что ее не заминировали.
– Это где?
– Здесь недалеко, на правом фланге четвертой роты.
– Пройдемте-ка туда, Александр Терентьевич.
По тому, как оживился майор Павлюк и с какой заинтересованностью он произнес последние слова, нетрудно было догадаться, ради чего к нам прибыл командир полка. Валентина Евстафьевича интересовали Цишицы, за овладение которыми мы ведем борьбу вот уже несколько суток подряд. Это беспокоило нв только нас, но и штабы полка, дивизии, да и корпуса. Звонки из разных инстанций, телефонные разговоры - убедительное тому свидетельство. Теперь вот на передний край прибыл командир полка. Прибыл, как говорят, не от хорошей жизни. Обстановка заставляет искать подходы к Цишицам.
4-я рота занимала оборону по скатам невысокого искривленного холмика. НП командира приютился между разросшихся кустов' шиповника, чуть пониже гребня, к которому вели неглубокие усы ходов сообщения.
Старший лейтенант Одегов встретил нас на подходе, попросил быть поосторожнее: пошаливают иногда немцы, пристрелялись.
– Как ведет себя противник?
– кивнул в сторону немцев майор Павлюк.
– Днем головы не дает поднять, ночью успокаивается, - ответил Дмитрий Михайлович.
– Зарывается в землю. Командиры взводов доносят: слышат стук лопат.
– Значит, окапываются?
– Да, готовят оборону. Прошлую ночь пробовали ставить мины. Мы помешали. Такой тарарам устроили, что фрицы побросали готовые ямки и...
– Постой, Одегов!
– остановил его Павлюк.
– Где лощинка, о которой доносил Чалаганидзе?
– Рядом, вон за теми двумя деревьями, начинается. Там оборону Чалаганидзе держит. Немцы почему-то оставляют лощинку открытой, хотя она к самым дворам Цишиц подходит.
– Пока оставляют, - невольно вырвалось у меня.
– А если сегодня или завтра они ее перехватят минами?
– Так точно, товарищ капитан, как пить дать перехватят. Чалаганидзе передает: подозрительно суетятся фрицы в садах. Что-то готовят они там?
Мы прошли к обороне взвода старшего лейтенанта Чалаганидзе. Эммануил Нестерович, красивый, статный грузин, встретил приветливо, доложил об обороне, поведении противника и, уже заканчивая, обратил наше внимание на то, что фашисты минируют сады, являющиеся последним подступом к Цишицам.
– Но пока что минные поля не везде!
– Говоришь, не везде?
– уточнил Павлюк.
– Так точно, товарищ майор, пару проходов ребята нащупали.
– Значит, сможешь, генацвале, людей провести.
– Конечно, смогу!
– Нужно торопиться, - глянул на часы майор Павлюк и уже в раздумье продолжил: - Все же надо проверить, Алтунин. Пришлю разведчиков, посмотри еще раз проходы, подумай, как их лучше использовать. Потом доложишь свои соображения. Осечки никакой не должно быть. Боевое распоряжение скоро получишь.
Командир полка не стал нас вводить в детали предстоящего дела: возможно, еще сам не принял окончательного решения. Но в том, что оно предстоит, сомнения ни у кого не было.