На солнце ни облачка
Шрифт:
— Жжжижж шошшшишшжжж.
Но вскоре и он исчез, даже не попрощавшись, по своему обыкновению. Веня остался в одиночестве — с часами, в которых скрывался Инструкция, и с кошельком, где находился генерал-инспектор.
Веня сделал еще глоток шампанского и, движимый внезапным побуждением, протянул руку к кошельку.
В отличие от часов, открыть его было просто. Но в кошельке, как и следовало ожидать, он не нашел ничего, кроме долларов, полученных от Инструкции, и рублей, которыми оплачивал его труд компьютерного верстальщика Эдуард Борисович.
Из этого можно было заключить, что генерал-инспектор умел обращаться не только в шар, но и в какую-то совсем уж микроскопическую, невидимую глазу форму.
Как, впрочем, и Инструкция, способный помещаться в наручных часах фирмы Casio.
Глава пятая
«Результаты такие, каких я и ожидал»
События, происходившие на следующий день, разворачивались с нарастающей скоростью.
Веня проснулся с острым предчувствием, что необыкновенная история, непосредственным участником которой он стал, подходит к своему завершению. За последние два дня это предчувствие пришло к нему уже во второй раз. Почему? Долго размышлять над этим он не мог: что бы ни происходило, впереди, прежде всего, был напряженный, трудный, обычный рабочий день.
Наскоро позавтракав, Веня проделал процедуру, в последнее время ставшую уже ритуалом. Сначала он вывел свою «девятку» из ракушки под окном, изрядно маневрируя, чтобы не стукнуться с мешавшим ему «москвичом» соседа Алексея Васильевича.
Потом доехал до многоэтажного паркинга и оставил отечественную машину в ближайшем дворе. Из паркинга он выехал уже на «Рено Меган II» и помчался в сторону Октябрьского поля.
Очень скоро началась обычная суета, и Веня почти сразу же увлекся, потому что свою работу он любил — опять-таки, что бы ни происходило помимо нее.
Но довольно быстро производственный процесс стал прерываться общением с Инструкцией и генералом-инспектором.
Первым часов в одиннадцать из часов объявился Инструкция. Вид у него был усталым и смущенным, а джинсы и спортивный пиджак заметно помятыми. Маленький человечек по своему обыкновению уселся на принтер, поболтал в воздухе ногами и, отводя глаза, произнес:
— Что-то я вчера, по-моему, увлекся.
В этот момент он опять удивительно походил на соседа Алексея Васильевича в его не самые лучшие минуты. Смущенно почесав нос и глядя куда-то в сторону, Инструкция произнес именно ту фразу, которую Веня ждал, потому что именно ее в схожих ситуациях слышал от маленького человечка не раз:
— Я тебя вчера ничем не обидел?
— Да нет, все нормально, — отозвался Веня.
— Вот каждый раз даю себе слово, что буду вовремя останавливаться, — сокрушенно молвил Инструкция, — и каждый раз ничего не выходит.
Маленький человечек вздохнул.
— Да и время, наверное, берет свое. Вот прежде, бывало, когда я, например, с Александром Петровичем Сумароковым… Он мне обязательно начинал свою трагедию «Синав и Трувор» читать наизусть. Но ни разу так и не смог дочитать до конца. А я тогда, в восемнадцатом веке, вполне мог бы дослушать, но приходилось продолжать застолье уже без Александра Петровича, потому что он уже не способен был ни читать, ни пить. Эх…
Инструкция сокрушенно махнул рукой.
— Что-то я расчувствовался. И грусть не проходит. Вчера прошла, но ненадолго. Ладно, не забыл, что нам вечером надо ехать в пирамиду?
Может ли быть грусть у сгустка энергии, промелькнула у Вени мысль. А почему бы и нет, если его создали супергениальные ученые жишшины.
Маленький человечек еще не успел исчезнуть, как из сумки, где лежал Венин кошелек, появился шарик размером с теннисный мяч и с двумя рядами зеленых глаз. Судя по тому, что Инструкция не обратил на него никакого внимания, генерал-инспектор пребывал в своей личной противофазе.
— Привет, — сказал генерал-инспектор Вене, не обращая никакого внимания на Инструкцию. — Сейчас мы произведем кое-какие замеры. Очень важные.
— Какие еще замеры? — спросил Веня.
— Увидишь, — коротко ответил шарик. — Здесь у тебя много вполне подходящих объектов.
Инструкция исчез.
Шарик остался.
Зато вместо Инструкции почти сразу же участие в мизансцене приняла покорительница Северного полюса Заныкина-Сидорова. Впорхнув в Венину комнату, она сейчас же затараторила, почти не делая промежутков между словами и, естественно, не обращая никакого внимания на генерала-инспектора:
— Городков, выведи мне скорее мой материал про Алевтину. Мне надо его немедленно прочитать, а то я должна немедленно уезжать, потому что в два часа мне надо быть уже в другом месте, а я неизвестно когда приеду туда, куда должна уезжать немедленно, потому что мне надо не только прочитать, но еще и сократить.
Суть этого монолога Веня понял — журналистке надо было срочно прочитать ее материал, — и стал искать две полосы, на которых помещалось интервью Заныкиной-Сидоровой с крикливой, но, главное, модной певицей Алевтиной. Подобные люди обычно и привлекали покорительницу Северного полюса. Выведя материал на экран, Веня включил принтер. Тот загудел, готовясь выплюнуть полосы с интервью, а Веня отвернулся от экрана.
Но сейчас же его внимание было отвлечено очередным чудом: тщеславных женщин Заныкиных-Сидоровых в комнате вдруг оказалось две. Одна, естественного размера, стояла на прежнем месте, рядом с принтером. Другая, крошечная, вдруг возникла на Венином столе рядом с генералом-инспектором. Она была заключена в маленькую прозрачную колбочку, точь-в-точь как в химической лаборатории.
Веню, после всего им пережитого, уже ничто не могло удивить. А вот крошечной Заныкиной-Сидоровой положение, в котором она оказалась, явно не нравилось: лицо крошечной покорительницы Северного полюса было искажено гневом, она бешено вращала глазами, отчаянно двигала губами и изо всех сил колотила кулачками в прозрачную оболочку.
Однако не было слышно ни слов, которые она выкрикивала, ни стука кулачков. Наконец, маленькая Заныкина-Сидорова перестала кричать и стучать, но только для того, чтобы удариться в слезы. Рыдающей она являла совсем уж неприглядное зрелище.
Обычная Заныкина-Сидорова своего раздвоения не заметила, и на колбочку со своим миниатюрным прототипом внимания не обращала. Из этого можно было заключить, что крошечная Заныкина-Сидорова тоже пребывала в противофазе генерала-инспектора, и, следовательно, кроме Вени, никто ее видеть не мог.