На спине у ветра

Ивеншев Николай Алексеевич

Я сразу понял, что дельфины умнее людей. В бассейне, дельфинарии их заставляли играть в мяч. Мячи были разных цветов, желтый, красный, зеленый. Конечно, дельфины, подпрыгивали и тыкали круглыми, как тупой карандаш, рыльцами в мяч. Делали это они ловко, с

пренебрежением к людям. Такими, мол, глупостями мы занимаемся, лучше бы заставили умных животных доказать теорему Ферма.

Когда дельфиний волейбол закончился, по какому-то неслышимому человеческому уху свистку дельфины выпрыгнули на кафельный берег и улеглись на нем. «Как дамы Севера», – усмехнулся

папа. Можно было их потрогать и в порядке исключение даже сесть на них. Я потрогал. Дельфинья влажная кожа оказалась приятной. Просто и сравнить то не с чем. Приятной, и всё. Папа договорился с юрким мужичком Карловичем, что я сяду на это морское млекопитающее. Да, все же это не удав, которым Костя Уколов, недавно обвивал себе шею. Костя хвалился этим.

Я-то сел на дельфина. И это тоже было приятно. Но тут же и соскользнул с его спины. Я подумал, что дельфину тяжело.

– Эх, – вздохнул папа, – Я не успел тебя снять на камеру.

Хорошо, что не успел. Приятнее вспоминать, чем видеть картинку. Ту, самую осторожную лошадь. И этого снисходительного дельфина.

МОЙ ПАПА – ДЕДУШКА.

Когда мы с папой стоим в очереди, то кто-нибудь моего папа непременно обзовет дедушкой.

Папе, чувствую, это неприятно. Он хмурится и глотает слюну. Иногда папа не выдерживает и срывается: « Я тебе не дедушка!» И называет свое имяотчество. А тот, кто назвал его дедушкой, изумленно, даже испуганно, отпячивается.

Не будет же папа объяснять всем, как мне, что я – поздний ребенок, что у всех отцы молодые. А у него одного седые волосы и много морщинок у глаз.

– Отчего морщинки?– Спросил я у папы.

– Часто смеюсь…

Конечно, мне хотелось бы иметь папу со стальными мышцами и с крепкими черными волосами. Хотел бы рыбачить с папой, купить ружье вертикалку и охотиться на дикого, вредного зверя. На кабана, допустим.

Но зато папа, действительно, хорошо, честно смеется, не юлит ни перед кем. И он ходит на родительское собрание в школу. Кругом в классе вертятся, красуясь, одни мамы. И папа один, как перст. Нет, не перст. Он говорит по-другому… Как что-то нехорошее в проруби.

Когда отец приходит с родительского собрания из школы, то начинает горячо возмущаться: «А где отцы?… Пиво лакают? Почему мальчишки должны воспитываться у материнской юбки? Женщины захватили весь мир. Караул!»

Не знаю нравится ли этот захват папе. Наверное, по душе, потому что говорит он это молодым, озорным голосом. Потом добавляет: «Женщины ведь не могут смастерить рогатку»

Однажды, после такого заявления, я, набравшись смелости, спросил у папы: «А мы можем?!»

– Могём, – неграмотно крякнул папа. И мы вырезали из старого, сухого сучка рогульку, потом из пробитой велосипедной шины – узкие резиновые полосы, а из потрепанной маминой сумочки -черный кожаный кружочек.

Когда мы это делали, я спросил у папы: «Так, может, мы и порох изготовим, ты знаешь рецепт?»

– Его уже давно китайцы изобрели. Конечно, знаю. А кого подрывать будем?

– Кого-кого, школу само-собой… Нудно там…

– Всегда? Тогда пусть она взлетает на воздух.

– Не всегда.

– Тогда подождем взрывать до одиннадцатого класса.

Рогатку-то мы смастерили. Красавицу. Но на кого с ней охотится? На кабанов? Не возьмут даже шарики из подшипников. А птиц жалко. Так и лежит рогатка в диване, под пружинным матрацем.

И вот я читал, что рогатка в древнее времена называлась пращой, что пращу-рогатку усовершенствовал знаменитый изобретатель Леонардо да Винчи. Чего там усовершенствовать то.. Сухой сук, резина, клок кожи. Как всегда взрослые врут много. Да без толку.

ВЕЛИКАЯ ЛЮБОВЬ

В пятом классе я заболел ветрянкой. А после выздоровления влюбился. По-настоящему влюбляются лишь в пятом классе. Детсад не считается. Там это… На букву «ф». Флирт один.

Это была новенькая девочка высокого роста. Звали ее интересно. Не Даша, не Поля, не Настя даже, а Любовь. И фамилия ее была чудесная, вполне соответствующая: Великая! Великая Любовь!

А влюбился я в нее по принуждению. Может, даже из-за корысти…Дело в том, что по школьным правилам в пятом классе уже положено интересоваться девочками. Я поинтересовался своими. И они мне показались довольно скучными. Нет у них никакой тяги к морю. Какие-то картиночки по своим смартфонам выбирают и шлют друг-другу. Я попытался узнать у Насти Завьяловой, она ничего так девочка, веселая, умеет ли она вязать морские узлы. Я к тому времени уже знал шесть видов узлов. Настя только неприятно вздернула губу. Мол, дурак я, и не лечусь.

А вот новенькая, Любовь Высокая, хоть и не умела вязать узлы, но с интересом взглянула на меня. Но тут надо остановиться, потому как много проблем. Люба Великая на голову выше меня и я, вообще, не знал чем завоевывать сердце женщины. Понятно – стихами, ну, там галантными поступками. Или спасти откуда-то. Вынести из пожара, выловить тонущую. Но у нас, как назло, ничего не горело. Наводнения вообще обходили стороной.

Что делать? И я рассказал всё папе. Слушая рассказ о моих переживаниях, папа все время по-разному улыбался. И кое-в чем мне помог. Он работал режиссером в местном театре и писал стихи, поэтому был спецом по ухаживания за женщинами.

– Ну, – кивнул он своей седеющей головой, – Великий поэт Пушкин взял в жены красавицу Наталью Гончарову, которая была на голову выше его. Что же касается морских узлов, так это они, милый мой, врут, как сивые меренихи, вязание узлов – главная профессия женщин…Ну, а как тебе поступать?… Будь честным и правдивым, добрым и щедрым, и на это любая девочка откликнется.

Этот совет меня не устроил. Папа – человек не практичный, всюду видит добро, будто оно на деревьях зреет каждое лето. Как груши. Но вот Димон Симоненко мне дал правильный совет, однако вначале захотел узнать об объекте моего внимания, и я вынужден был ему добровольно подарить альбом с жетонами из «Звездных войн»

Конец ознакомительного фрагмента.