На Старой площади
Шрифт:
Но вскоре после смерти Черненко и прихода к власти Горбачева положение стало меняться. Как-то мы с Ричардом обедали в одной из «кремлевских» столовых в Комсомольском переулке, и я завёл с ним разговор об опасностях для социализма пышного расцвета подпольного теневого бизнеса. Я предлагал завести на эту тему дискуссию в его журнале, но он отнесся к моей идее вяло и даже упрекнул в том, что я преувеличиваю серьёзность этой угрозы. Я почувствовал, что при новом генсеке Ричард ведёт себя более осторожно, и не стал настаивать. Но осторожность ему не помогла. Враги Косолапова быстро свели с ним счёты. В январе 1986 года, почти одновременно с моим увольнением из ЦК, его сняли с поста главного редактора «Коммуниста». Он ушёл преподавать в МГУ, где стал профессором кафедры философии.
Ещё
Вскоре после моего прихода в ЦК друзья меня предупредили, что моему назначению активно препятствовали Юрий Арбатов и близкие ему люди. Арбатов руководил тогда Институтом США и Канады, и присутствие в Международном отделе сильного американиста с независимыми взглядами его не устраивало. Я никак не думал, что наши прошлые личные трения могут вылиться в более глубокий конфликт. И потому со своей стороны старался избегать прямых столкновений. Но оказался чересчур наивен.
Где-то в начале 1982 года я прочитал в журнале «США: экономика и политика» статью, приуроченную к столетию первого советского посла в Вашингтоне Александра Антоновича Трояновского. Поскольку в ноябре того же года исполнялось 80 лет со дня рождения моего покойного отца, который также работал послом в США, хотя и значительно позже, я подумал, что было бы хорошо отметить его годовщину аналогичной статьей. Я позвонил главному редактору журнала Валентину Михайловичу Бережкову, с которым был знаком много лет, и поделился своим замыслом. Валентин дал «добро», статью согласился написать с моей помощью Вадим Загладин, который и отправил ее в журнал. Каково же было моё удивление и возмущение, когда через месяц-другой позвонил Бережков и сказал, что против публикации категорически возражает Арбатов и что статья напечатана не будет.
Загладин отнёсся к этой новости хладнокровно, возражать Арбатову не стал, хотя у него, как высокого партийного чиновника и члена ЦК КПСС, для этого были все возможности. Отказываясь печатать статью, Арбатов шёл на совершенно ненужный конфликт не только со мной, но и с Загладиным. Я же решил так дело не оставлять и рассказал обо всем Пономареву. Борис Николаевич выслушал меня и тут же позвонил по «вертушке» главному редактору «Известий» Алексееву с просьбой опубликовать юбилейную статью о М.А. Меньшикове. По его предложению текст статьи был подготовлен за подписью Михаила Романовича Кузьмина, бывшего зам. министра внешней торговли СССР, с которым отец долгое время работал. К этому времени М.Р. Кузьмин сам уже был пенсионером и жил на даче во Внуково. Я съездил к нему, он внимательно прочитал и поправил текст, охотно подписав его. Через несколько дней статья была опубликована в «Известиях» под заголовком «М.А. Меньшиков — дипломат Ленинской школы». Надо сказать, что статья Загладина также вышла, но в журнале «Вопросы истории».
Через какое-то время на очередном приеме в Кремлевском дворце съездов, куда нас иногда приглашали по торжественным случаям, ко мне подошёл Арбатов и стал интересоваться здоровьем. Я не стал с ним любезничать, а напрямик выразил свои чувства:
— Наверно, надо сильно ненавидеть сына, — сказал я, — чтобы делать пакости его покойному отцу. Впрочем, — добавил я, — удалось обойтись без твоих услуг.
— Ты об «Известиях?» — поморщился Арбатов. — Мне рассказывали. Там не обошлось без большого давления сверху.
С этим он и отошёл. Меня удивило, что он даже не стал оправдываться и не привёл каких-либо аргументов в защиту своей позиции.
В 1982 году скончался Николай Иноземцев, который 16 лет возглавлял Институт мировой экономики и международных отношений (ИМЭМО) после смерти А.А. Арзуманяна. О моей работе в этом институте в качестве заместителя директора подробно рассказано в другой главе. Когда встал вопрос о преемнике Иноземцева, всплыла и моя кандидатура. Кто именно меня выдвинул, не знаю. Сначала об этом, как водится, пошли слухи в академических и партийных кругах, а потом они стали обретать некоторую плоть. Меня вызвал к себе помощник генсека Ю.В. Андропова Борис Владимиров, которого я знал раньше, когда он работал в Отделе пропаганды. Борис поинтересовался моими настроениями насчет возможной новой работы, сказав, что на это имеются
О разговоре с Борисом Владимировым я поставил в известность Пономарева. Тот заверил меня в своей поддержке, но предупредил, что ситуация вокруг назначения директора ИМЭМО не простая, что есть конкурирующие кандидаты с соответствующей поддержкой и что процесс назначения может затянуться. Так оно и получилось. До меня стала доходить информация, что в самом ИМЭМО и в президиуме Академии наук кто-то организует кампанию против моего назначения. Я, конечно, мог только догадываться, кто стоит за этой кампанией. Тем не менее из президиума Академии ещё летом 1983 года пришла достоверная информация, что приказ о моем назначении собрал все необходимые визы и не сегодня-завтра должен быть подписан. Но вот неожиданность. В начале сентября стало известно, что возглавлять ИМЭМО будет Александр Николаевич Яковлев, который возвращается с должности посла в Канаде. История этого назначения достаточно поучительна.
Яковлев был «сослан» в Канаду ещё в 1973 году по настоянию М.А. Суслова в связи с делом «русской оппозиции» – лихо закрученной интриги на уровне Политбюро, в которой Александр Николаевич был непосредственно замешан. Так бы и «томился» он в зарубежном изгнании, если бы в 1982 году не скончался Суслов. А в мае 1983 года состоялась поездка в Канаду М.С. Горбачева, который тогда, как секретарь ЦК, курировал сельское хозяйство. Первоначально с этой делегацией должен был лететь и я. Вадим Загладин, сообщивший мне об этом, заметил, что это хорошая возможность познакомиться лично с Горбачевым, который, по общему мнению, находился «на взлёте». Но кому-то эта идея пришлась не по душе, и в поездку отправился другой наш сотрудник. Так или иначе, во время своего канадского визита Горбачев сблизился с Яковлевым. Судя по его мемуарам, Михаил Сергеевич готовил себе будущую команду единомышленников. Достаточно вспомнить, как он красочно описывает свои тайные разговоры во время уединённых прогулок по черноморскому пляжу на госдаче с Э.А. Шеварднадзе. Аналогичные задушевные беседы происходили и в канадской «глуши». Во всяком случае после этой поездки Горбачев стал настойчиво продвигать Яковлева на единственную тогда ещё вакантную и весьма солидную должность директора ИМЭМО. Это была операция с дальним прицелом. В Институте Яковлев проработал менее двух лет. С избранием Горбачева Генсеком он перешёл в ЦК заведующим Отделом пропаганды, а затем началась его звёздная карьера в роли «архитектора перестройки».
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
Ещё об А.Н. Яковлеве
Мои отношения с Яковлевым в то время, по крайней мере внешне, оставались ровными. Пару раз он пригласил меня выступить на научных конференциях в ИМЭМО, чего Иноземцев в бытность мою в ЦК никогда не делал. В другой раз я приглашал его пообедать в «кремлевке» на улице Грановского. Незадолго до его возвращения на работу в ЦК я ездил к нему на госдачу Волынское-2, где он фактически возглавлял группу по подготовке новой программы партии. Там я сказал, что готов ему помогать на новой работе.
— Да, — заметил он в этой беседе, — скоро начнётся время больших перемен и такие, как ты, понадобятся.
Я тогда не знал, что он имеет в виду, а он не стал откровенничать. Я же посоветовал обратить особое внимание на растущий нелегальный частный сектор в экономике и исходившую от него угрозу для социализма. Рассказал ему, что когда-то предложил Абелу Аганбегяну организовать при Новосибирском институте экономики особый сектор по изучению теневой экономики, но тот отказался.
— Еще бы, — с мрачной улыбкой отреагировал Яковлев, — голову отрежут.