На страже стабильности. Повесть о настоящем инквизиторе.
Шрифт:
– Я рад, Анастасия Филипповна, что мы друг друга поняли и едины в своем стремлении беспощадно искоренять ростки альтруизма и гуманизма, где бы и в ком бы они не были.
– Бесогонов даже было решился немного прослезиться, настолько его растрогал этот момент, но вовремя спохватился. Чего доброго, Анастасия Филипповна, решит, что он слишком сентиментален и не достоин ее внимания.
– В таком случае, станьте там, где мы с Вами условились, а я пойду, приведу
Уже в дверях, Бесогонов на секунду обернулся и бросил мимолетный взгляд на свою любовь. Анастасия Филипповна все еще стояла и смотрела в его сторону, а в ее глазах, как показалось младшему инквизитору, читались ответные чувства к нему. И хоть длилось это всего одно мгновение, но и этого хватило, чтобы у Бесогонова выросли крылья и открылось второе дыхание.
Дальнейшее же происходило настолько для него рутинно и обыденно, что плохо сохранилось в памяти младшего инквизитора.
Словно на конвейере одни лица, молодые и не очень, еще детские и уже прорезанные морщинами, сменяли друг друга. Каждый из них реагировал на его обвинения неизменно одинаково - удивление и негодование в начале, когда еще надеялись отвертеться и избежать заслуженной кары, а затем жалобно-просительные взгляды, слова и жесты, уже в надежде, если не избежать неотвратимого и заслуженного наказания, то хотя бы, выторговать для себя более мягкого и снисходительного приговора со стороны народного правосудия. И Бесогонов не спешил разубеждать их в их тщетных надеждах. Пусть каждый из них тешит себя мыслью, что ему то, в отличие от всех остальных удастся избежать возмездия за свои многочисленные преступления, лишь бы продолжали давать показания на себя и друг на друга, которые потом будут использованы против них, а пока, пока что можно и пообещать, хоть похвальную грамоту и фотографию на доску почета в придачу.
И сектанты-альтруисты не подкачали. Кто оговаривал себя, выгораживая своих более молодых и менее опытных сообщников, думая, что таким образом сможет их защитить и сохранить секту в дееспособном состоянии, даже ценой собственной жизни. Кто, наоборот, всячески отрицал какую-либо причастность к секте и знакомство с ее членами, пытаясь утопить других и выйти сухим из воды. А кто-то метался от полного непонимания к такому же полному раскаянью, со всеми сопутствующими этому процессу моментами апатии и истеричными вспышками гнева. Но все они: говорили, говорили и говорили.
А Бесогонов записывал их показания и только довольно улыбался в мгновения, когда представлял себе лицо Анастасии Филипповны, которая впервые столкнулась с его работой лицом к лицу и теперь вынуждена слушать, до каких пределов морального падения и разложения могут дойти граждане Синеокой, особенно, когда во главу угла они ставят не любовь к слугам народа или государственной идеологии, а, так называемую, любовь к другим людям, богомерзкое человеколюбие.
К удивлению Бесогонова управился он довольно быстро. Спасибо конечно прежде всего заботливо оставленным после себя записям N66. Правда, пришлось перезвонить и перенести встречу в поселковом отделе инквизиции, но Андрей Адольфович обещал дождаться младшего инквизитора с докладом, во что бы то ни стало, так что расследование можно было закончить без особой спешки.
...
Наконец, последний сектант перестал скулить и ползать вокруг младшего инквизитора, вымаливая у него прощение и обещая начать новую жизнь, жизнь ради Него и слуг народа Его, во благо стабильности и процветания Синеокой.
Иван Викторович с отвращением смотрел на учителя истории посмевшего рассказывать на своих уроках под видом несостоявшихся паранаучных фактов и домыслов, что периодически сбрасывают с самолетов на своих листовках враги с Запада, разного рода антинаучную ересь, способную посеять в слабых умах недостаточно идеологически подкованных граждан сомнения в нынешнем мироустройстве и миропорядке: существование жизни в целом и народа Синеокой в частности до Его правления, возможность мирно сосуществовать разным экономическим формациям и народам исключающее необходимость воевать до последнего вздоха и многое-многое другое, что было отвергнуто народом Синеокой еще на заре его появления.
– Убирайтесь, Влад...,- Бесогонов не договорил, посчитав, что такой выродок, как этот сектант, пусть и разменявший седьмой десяток больше не достоин его уважения или проявления вежливости, а просто пнул того, как собаку и указал на дверь. За него можно было не волноваться. Убежать в его нынешнем состоянии он попросту не сможет. Тут скорее надо смотреть за тем, чтобы сектант не избежал своего заслуженного наказания вовсе и не сбежал раньше времени на тот свет. А для этого его лучше не запирать с остальными, а оставить свободно перемещающимся в пределах школы.
Сектант на четвереньках, боясь встать или попросту забыв, как ходить, выбежал за дверь и на коридоре продолжил свое протяжное поскуливание,. А младший инквизитор вытер проступивший на лбу пот, что не говори, а попотеть пришлось изрядно и позвал Анастасию Филипповну.
– Выходите, я уже закончил.
– Анастасия Филипповна показалась из-за двери, на ее лице читался неподдельный ужас. Ужас от всего услышанного от сектантов-альтруистов за последний час с небольшим.
"Наконец-то, хоть кто-то увидел, насколько это тяжело быть инквизитором и через что нам приходится проходить не щадя ни своей тонкой душевной организации ни жизней многочисленных нацпредателей и врагов народа", - с удовлетворением подумал Бесогонов.
– Я и ппредположить даже не могла, что Ввам, Иван Викторович, приходится ппо работе выслушивать всю этту грязную ложь, кклевету и уловки - Анастасия Филипповна, была все еще под впечатлением и слегка заикалась.
– Ннеужели, все эти...ллюди, все эти годы работали рядом ссо мной, дышали одним со мной ввоздухом, притворялись, что любят ссвою страну, народ и его рукководителей. А на самом дделе разлагали наших детей ссвоими мерзкими идеями, саботировали укказы и декреты, вредили школьное иммущество. Это ччудовищно! Чудовищно!