На страже тишины и спокойствия: из истории внутренних войск России (1811 – 1917 гг.)
Шрифт:
Каторжники используются как почти дармовая сила при разных сооружениях и постройках, начиная с XVIII в. В 1703 г. часть ссыльных переводится из Азова в новую столицу для строительства порта21. Каторжный труд применялся на Екатеринбургском и Нерчинском рудниках, в Иркутске он используется на местной суконной фабрике. Идет интенсивное заселение и освоение Сибири. Населению живется трудно и тревожно. Начальства много, а толку мало. К тому же оно больше печется о себе самом, его мало заботят местные дела. Например, иркутский губернатор И. Пестель (отец декабриста) позволял себе значительную часть года проживать не в Иркутске, а в северной столице, что породило анекдот о нем, как обладателе самого острого зрения, ибо он из Петербурга видит, что делается в Сибири...
Увеличившийся поток ссыльных и каторжан вызывал жалобы селян, которых заставляли не только выделять подводы для перевозки части этого люда,
И до Селифонтова поднимался этот вопрос. Еще 10 августа 1801г. Правительствующий Сенат поручил Казанскому военному губернатору рассмотреть возможность освободить поселян от этой повинности, применив в качестве прецедента указ Сената от 2 августа 1797 г., который ввел сопровождение денежной казны от губернии до губернии штатными командами. Именно такой принцип сопровождения и охраны граф Кочубей считал наиболее приемлемым. Он сам обследовал состояние дел в этой области. По «имянному указу» от 29 сентября 1801 г. он, выполняя поручение императора, проделал весь путь от Казани до Иркутска, осмотрел Иркутскую суконную фабрику, увидел, кстати, что там без надобности содержат целый батальон, хотя достаточно иметь «пристойное число казаков», и пришел к выводам, которые изложил государю. Своими соображениями, совпавшими с мнениями Тобольского и Иркутского генерал-губернатора И.О. Селифонтова, он 6 мая 1804 г. поделился с военным министром С.К. Вязьмитиновым, прося дать свое заключение, «дабы согласно общему нашему мнению можно было испросить Высочайшую о том волю и дать Сибирскому генерал-губернатору надлежащий отзыв». Кочубей сообщил при этом, что он сторонник освобождения сибирских крестьян от указанной повинности, «возложив оную на состоящие там гарнизоны». «Я имел счастье докладывать о сем Его Величеству, – писал далее министр, – и Государь Император Высочайше указать соизволил снестись мне с Вашим превосходительством...»
В своем обращении в МВД И.О. Селифонтов указал еще на одно важное обстоятельство. Он писал, что присмотр селян за колодниками и поселенцами – мера явно недостаточная, ибо последние, «имея за собой конвой, худо или вовсе не вооруженный, легко чинят побеги, делая в оных разные злодеяния: разбои, убийства, воровство и мошенничество». Автор предлагает, чтобы «впредь препровождение ссыльных колодников и поселенцев, начиная от Казани, возложить на воинские отряды гарнизонных полков и батальонов, ибо штатных городовых команд для сего будет недостаточно». И далее дается схема маршрута сопровождения: граница Тобольской губернии (прием от Пермской губернии и следование до Тобольска) – Тара – Тюмень – Красноярск – Нижнеудинск – Иркутск – Нерчинск (или места поселения). Во всех перечисленных пунктах имелись местные гарнизоны. Отправлять не чаще одной партии в месяц (или в два месяца), командируя обер– либо унтер-офицера с соответствующим числом солдат, конвойным выдавать наставления, списки,
В то время на границах и в самой Сибири службу несли казаки. В Казани находился Донской казачий полк, командированный по указу Павла I от 18 июня 1797 г. с Дона для несения службы разъездов от Казани до Царицына по обоим берегам Волги с целью поиска и поимки беглых крестьян. В самой Сибири находились линейные казачьи войска численностью около 6000 человек, разделенных на девять команд, и примерно 2000 человек в городских командах, состоявших в распоряжении гражданских властей (губернаторов) и несших караульную службу. Помимо этого имелось четыре «брацких полка» из иноверцев, численностью около 3000 человек, используемых, в основном, для охраны Китайской границы. Значительное число иррегулярных войск находилось в Пермской и Оренбургской губерниях, где они располагались по кантонам. Там же несли службу башкиры и мещеряки.
Переписка Кочубея с Вязьмитиновым ни к чему путному не привела. Военный министр увиливал от принятия позитивного решения, заявив, в конечном счете, что сие зависит от государя. Сам он был противником передачи всего дела этапирования арестантов по сибирским трактам гарнизонными батальонами, сославшись на то, что они комплектуются «почти всегда людьми, долговременно служившими и истощавшими уже крепость сил своих, которых посылать так далече не было бы удобности, ибо от Тары до Томска должно им сделать взад и вперед 1790, а от Иркутска до Нерчинска около 2000 верст». Естественно, тут был свой резон, к тому же военный министр не хотел перенимать головную боль за организацию всего этого дела от министра внутренних дел. Кочубей добивается решения о принятии расходов по препровождению арестантов за счет казны, однако освобождение селян от обременительной для них повинности затянулось на несколько лет. Начавшаяся война с французами, а затем и с турками, очевидно, отвлекла внимание императора от этой проблемы. В 1807 г. конвоирование арестантов возложили на башкиров и мещеряков. Но это было не лучшим решением вопроса. Лишь в 1810 г. службу передали казакам гражданского ведомства, что тоже не дало должного эффекта. Потребовалось более существенное реформирование всего пересыльного дела.
Таковы были обстоятельства, предшествовавшие назревшей реорганизации постановки всего дела по обеспечению внутренней безопасности империи. Реформе подверглись сама постановка внутренней службы, использование для этой цели ветеранов, организация рекрутских наборов и подготовки резервов для армии. Она осуществлялась постепенно по нескольким направлениям: централизация военного управления, военизация местных сил, предназначенных для полицейской службы, усиление самой полиции и карательной деятельности государства, создание внутренней стражи.
Возросшая непосредственная опасность для России ускорила эти процессы. Для осуществления реформы и реализации намеченных целей государство уже имело определенные резервы: гарнизонные батальоны, губернские роты и штатные команды, служащие инвалиды. Были приняты меры и по усилению охраны границ. В канцелярии Военного министерства образовалось целое дело, посвященное «устроению» на западной границе пограничной стражи24.
Шесть царских указов
Параллельно в недрах того же министерства накапливалось дело о переводе губернских рот и штатных команд из гражданского в военное ведомство25. 16 Генваря (как тогда называли первый месяц года) по представлению министра военных сухопутных сил Барклая-де-Толли Александр I издал указ о передаче губернских рот и штатных команд военному начальству с целью приведения их в «лучшее устройство»26. За предшествующие два года принимались меры по укомплектованию их нижними воинскими чинами. Эти подразделения выполняли полицейские функции в губерниях. Губернаторов устраивало то, что они непосредственно находились в их подчинении и имели определенную автономию по отношению к воинскому начальству, они часто использовали солдат как даровую рабочую силу на собственные нужды.
Обладание независимой от военного ведомства своей вооруженной силой удовлетворяло и министра полиции А.Д. Балашова. Однако из государственных соображений решено было покончить со сложившейся децентрализацией в управлении местными формированиями и подчинить их одному организующему центру в составе Военного министерства, осуществив одновременно ряд важных реорганизаций и преобразований. Но это был только первый шаг.
Интересно отметить, что процесс реорганизации местных сил шел одновременно с формированием армейских резервов, что соответствовало сложившейся обстановке и отражало заботу об усилении внешней и внутренней безопасности государства.