«На суше и на море» - 67-68. Фантастика
Шрифт:
— С вашего позволения, — монотонным голосом произнес Солохин, — начну совещание.
«Он положительно неисправим, — мысленно усмехнулся Волков. — По любому поводу — совещания. Жить без них не может».
— Обсудим ход выполнения научной программы, — продолжал Солохин, поглядывая на ухмыляющегося Митю. — А то мы несколько увлеклись посторонними вещами.
— Вы о реликтах? — нахмурился Волков.
— Возможно, — сухо ответил Солохин.
— Так, по-вашему, это постороннее занятие? Находка, имеющая мировое значение! — поднялась с места Валентина. Ее глаза
Солохин снисходительно улыбнулся:
— Воздерживайтесь от высоких слов, товарищ Пименова. И поменьше эмоций. Спокойнее.
— Да вы!.. вы просто, — девушка задыхалась от возмущения. — Это обскурантизм!
— Прекратите выкрики, — раздраженно сказал Солохин. — Повторяю. Еще неизвестно, что это за реликты. Неслыханная вещь — чтобы ожили древние формы? Мне кажется, на айсберге могли оказаться и зародыши современных организмов. Их могло занести в Антарктиду с атоллов Полинезии, из Австралии или Новой Зеландии.
Митя насмешливо поглядел на товарищей, но промолчал.
— Главное для нас — план. Выполнение программы, — раздавался бесстрастный голос Солохина. — Для этого мы здесь и находимся.
— Усачи теперь главный план, — упрямо возразил Митя.
— Разрешите мне определять важность тех или иных работ, — холодно отпарировал Солохин. — Анархии я не допущу! — Он нервно погладил себя по гладкому черепу. — Дискуссия окончена. Завтра утром приступить к сбору образцов фауны. В квадрате 72. Аппарат сможет там работать? — обратился он к Грише.
— Только в надводном положении. Придется драгу применять.
— Неважно.
— А если я не подчинюсь? — прервал их разговор Митя.
— Это приказ, — отрезал Солохин. — Не забывайте, что вы в экспедиции.
Некоторое время Волков зло смотрел на Солохина, на его блестевшую от пота лысину, потом, чтобы не нагрубить, просчитал в уме: «один… четыре… восемь» — и язвительно произнес:
— Усачи не крабы. На атолле есть один-единственный экземпляр. Неужели вы его хотите упустить?
— Совещание окончено, — повторил Солохин. Он встал и направился к двери.
Все вышли вслед за ним.
— Медуза! — ругался Митя, пока они шли к хижине. — Буквоед. План, видите ли, боится не выполнить.
— Ну ладно, бунтарь-одиночка, — мягко сказала Валентина. — Остынь, все равно по-нашему не выходит.
Из-за ближней пальмовой рощи донесся какой-то гул. Солохин, уже подходивший к метеобудке, остановился и, приложив к оттопыренному уху сложенную лодочкой ладонь, прислушался. Потом как-то странно повел носом, будто нюхал воздух. И вдруг все увидели над кронами деревьев странных птиц. В следующее мгновение Валентина осознала, что это не птицы, а скорее гигантские жуки. Они не махали крыльями, как птицы, а подобно насекомым с неуловимой быстротой вибрировали ими.
Один за другим существа приземлялись между домиком и хижиной, на ходу складывая желтовато-коричневые, жесткие на вид крылья.
Валентина услышала знакомый звук английского рожка. Повинуясь этому сигналу, усатые существа построились в некое подобие клина и устремились к хижине. Все их действия казались вполне осмысленными. Валентина заметила, что к ней, обгоняя других, приближался тот самый утренний усач, которого они собирались разыскивать. На его спине тускло отсвечивали лилово-черные пятна, похожие на мертвые зрачки. Воинственно поводя усами, он резво передвигался на своих шести суставчатых ногах.
Солохин следил за ним остекленевшими глазами. Усач поразительно напоминал ненавистных ему кокосовых крабов. Только был гораздо крупнее и без клешней.
— Бегите в хижину! — крикнул Солохин бабьим голосом, а сам ринулся в противоположную сторону — к домику. Валентина успела опередить его и проскользнула в станцию секундой раньше.
Усачи промчались мимо Волкова и принялись деловито обнюхивать стены хижины. В следующую минуту их вытянутые челюсти мерно задвигались, раздирая тростниковые стены, стаскивая с крыши пальмовые листья, куски дерева, охапки травы. Два усача рвали брезент. Другие проникли в хижину.
Подобрав валявшуюся на земле жердину, Волков бросился на усачей. И тотчас повелительно запел английский рожок. Несколько крупных особей повернулось к Волкову. Тот в нерешительности остановился. Сердце бешено стучало, руки дрожали. Он хотел отступить, но путь преградил вожак с лилово-черными «зрачками» на спине. Его боковые глаза внимательно следили за каждым движением человека. Митя оглянулся: от хижины к нему двигались другие усачи.
— В «Кашалот» беги! — закричала Валентина, высовываясь из окна домика чуть ли не до пояса.
Волков сделал неожиданный выпад и ударил ближайшего «гостя» по спине. Раздался глухой звук, словно жердина коснулась металлической поверхности. Жердь переломилась. Митя озадаченно посмотрел на оставшийся в руках обломок и метнул в того же усача. Тот отпрянул, освобождая путь, и Митя ворвался в хижину.
— С ума сошел! — всплеснула руками девушка. — Да его же загрызут! Помогите ему! — крикнула она Солохину, который из-за ее плеча растерянно наблюдал за происходящим.
А Волков уже волочил по земле большой рюкзак с образцами донной фауны и мешок с провизией. Четыре или пять усачей вцепились в мешок, привлеченные, видимо, запахом пищи. Мешок треснул, из него посыпались консервы, галеты, сухари, какие-то пакеты. Волков бросил его и побежал к «Кашалоту». Облепив, словно мухи, хижину, усачи яростно рвали верхнюю одежду исследователей, обувь, постели. Двое из них погнались за Митей, намереваясь, видимо, отобрать и рюкзак. Из «Кашалота» выпрыгнули Гриша и Папин, вооруженные ломиком и гаечным ключом. Один из преследователей почти хватал Волкова за ноги. Тут подоспел Гриша, размахнулся и что есть силы опустил ломик на голову усача. С непостижимой быстротой усач отскочил, а ломик глубоко вонзился в песок. Гриша неуклюже повалился на бок.