«На суше и на море» - 83. Фантастика
Шрифт:
— Макс, — в дверях Екатерина Игнатьевна. — Чай готов.
— Спасибо, — Гордеев поднимается с софы, подходит к столу, где на подносе дымится горячий чай.
— Спасибо, — повторяет он, хотя Екатерины Игнатьевны в комнате уже нет: она опять у телевизора.
Гордеев пьет чай и садится наконец за журнал. Все здесь изучено сто раз. Однако Гордееву вспоминается вязкий, приторный запах. Нитроцезин!..
Гордеев поднимает голову: вот что его беспокоило. Сны и нитроцезин связаны! Точнее, нитроцезин вызвал необычные сны. Может, случайность?… «Но позволь, — говорит сам себе Гордеев, — не было нитроцезина — не было снов. Появился нитроцезин —
До вывода еще далеко, но Гордеев чувствует, что нашел правильный путь. С минуту он сидит, полузакрыв глаза, ищет решение. И находит: двадцать третий опыт он сделает с нитроцезином. Рискованно? Да. С ним шутки плохи. Но решение принято.
Ложась спать, Гордеев принимает таблетку валидола: сердце покалывает.
Утром предстояло совещание в Новосибирске. Машина ждала у подъезда. Ученый подосадовал, что опыт, который он во всех деталях обдумал, придется отложить. Но все же он распорядился приготовить все приборы и препараты, которые будут необходимы.
— Четыре грамма нитроцезина, — добавил он в заключение. Список составлял Юреньев, при упоминании о нитроцезине вопросительно вскинул глаза на шефа.
— Четыре грамма, — подтвердил тот, поднимаясь с табуретки, чтобы идти.
Естественно, такое распоряжение не могло не вызвать недоумения. Ведь для прошлых опытов требовались десятые доли грамма препарата. Зачем столько понадобилось сейчас?
— Максим Максимович, — спросил Юреньев, — кто вам будет помогать: я или Сердечный?
— Ни вы, ни он, — ответил Гордеев. — Работу буду проводить я сам.
Лаборанты кивнули и, пока Гордеев шел к двери, смотрели ему в спину, озадаченные.
— Что это значит? — спросил Сердечный, когда шеф покинул лабораторию.
— Не знаю, — ответил Юреньев. — В последнее время он, кажется, никому не доверяет.
— Нам? — спросил Сердечный.
— Мне-то, во всяком случае! — удрученно ответил Юреньев.
— Так… — протянул Сердечный. Он с любопытством взглянул на Юреньева. Что-то с ним происходит. Вот и Лиза неделю ходит зареванная. Может, у нее с Константином не ладится? Но и Максим Максимович никогда с сотрудниками не был столь резок, как нынче. И еще удивило Сердечного: двадцать третий опыт шеф хочет проводить сам. И этого раньше не бывало…
Совещание было обычным, и Гордеев почти не слушал ораторов. Думал о предстоящем опыте, о жене. Екатерина Игнатьевна моложе его на двадцать лет. В сущности он мало ее знал. Растила сына, заботилась о муже. Впрочем, какие заботы? Дежурная фраза: «Чай будет через полчаса». И действительно, каждый раз ровно через тридцать минут приносила в кабинет стакан горячего, но скверно заваренного чая. Завтракал и обедал Максим Максимович в академической столовой вместе со всеми сотрудниками. О домашнем уюте как-то не думалось. Все мысли поглощали исследования. Вот и сейчас, когда кончилось совещание, он поехал не домой, а в лабораторию, хотя рабочий день кончался.
Здесь все было готово: реактивы, химическая посуда, журнал для записей, в отдельной пробирке — нитроцезин, щепоть желтых полупрозрачных кристаллов.
Работа предстояла привычная. Цель опытов получить радикал, капли жидкости. Поскольку компоненты и дозировка веществ менялись, радикал по концентрации никогда постоянным не был. Тут же его анализировали на содержание вещества, которое должно было стать основой лечебного препарата — анаркотина, как его уже окрестили в лаборатории.
Проходит час, полтора. Заветная капля жидкости получена. Анализ показывает: радикал есть, но в совершенно мизерном количестве, однако Гордеева интересует сейчас совсем другое, чем всегда. Когда опыт закончен, горелка в вытяжном шкафу еще горяча. Ученый бросает на раскаленный металл щепотку желтых кристаллов и закрывает клапан в потолке вытяжного шкафа. Дверцы же оставляет открытыми и через минуту ощущает приторный запах нитроцезина. Некоторое время сидит неподвижно, только убедившись, что порошок испарился, кладет перед собой лабораторный журнал, описывает проделанный опыт. Он еще не уверен, все ли изложит так, как было. В конце концов то, что он делает, непозволительно. Подвергать себя риску, который даже нельзя себе представить, — разве так поступают солидные ученые? Он размышляет о моральном праве ученого распоряжаться своей жизнью.
Примеров самоотверженного служения науке сколько угодно. Профессор Штоль в Цюрихе исследовал на себе препарат LSD, американский врач Смит ввел в кровь яд кураре, Мечников и Минх привили себе возвратный тиф… Иногда такие опыты оканчивались удачно, иногда трагически. Есть риск и в опыте с нитроцезином. Но ведь в прошлый раз с ним, Гордеевым, ничего плохого не случилось. Покалывало сердце? Так оно болело и раньше.
Сны — это другое дело. Надо понять, откуда они. Виновен ли в их появлении нитроцезин. Если причина в нем, открывается новая область исследований. Какой ученый устоит перед такой волнующей перспективой? Даже отягощенный многими обязанностями академик? Даже если у академика больное сердце?…
Размышляя подобным образом, Гордеев не заметил, как его голова опустилась на стол, на скрещенные руки.
Очнулся он от множества голосов:
— Хула! Хула! — слышалось рядом, вдали подхватывали: — Хула!
Секунду он еще боролся со сном, но кто-то прямо в ухо ему крикнул:
— Гали!
Это было его имя, и он вскочил на ноги.
Перед ним зиял синий просвет — выход из пещеры. Туда бежали люди и, на мгновение осветившись солнцем, пропадали в сиянии дня.
— Хула! — кричали уже снаружи пещеры. Гали, он же Гордеев, понял, что это означает, и ринулся из пещеры. Солнце ослепило его, он прикрыл глаза рукой, а когда отдернул руку, увидел долину, зелень трав и кустов и в начале долины, там, где сходятся крутые холмы, стадо мамонтов.
Он тоже закричал: «Хула!» — метнулся назад в пещеру, откуда выбегали мужчины с топорами в руках, нашарил у стены, под шкурой, на которой спал, топор и опять выбежал из пещеры.
Охота уже началась. Старый Хак разделил мужчин на две группы. Одной указал на кусты. Мужчины, пригибаясь к земле, побежали к кустарнику и мгновенно исчезли в нем. Другую группу Хак возглавил сам. Гали попал в эту группу и отлично знал, что именно вместе с другими он будет делать. Хак прокричал несколько слов женщинам, и те стайкой тоже метнулись в кусты. Гордеев понял, что они посланы набрать веток и хворосту.