На то и волки - 2
Шрифт:
— Стоит ли напрасно возмущаться, когда врываются два наглых субъекта, махая какими-то клещами вдобавок…
— Кто махает… — проворчал Лемке.
— Ну, так как? — спросил Данил. — Мы с вами поговорим как с человеком, осознающим серьезность ситуации, или вас непременно нужно помещать в другие условия? Более способствующие деловой откровенности?
— Почему бы и не поговорить? — пожал плечами Сердюк, не спеша прислушался к фырканью-болботанью электрического чайника на кухне. — Я как раз кофейку собрался испить… вы позволите?
— Бога ради, и даже можете домой взять… — проворчал Данил. — При условии, что за кофейком мы пощебечем.
— Посмотрим, посмотрим. Уяснить бы только, что вам от меня нужно…
— Уясните довольно быстро, — пообещал Данил, направляясь вслед за ним на просторную кухню.
Кухня сияла чистотой — Багловский был из тех холостяков, что привыкли содержать жилище в опрятности. Двигаясь как человек, не раз здесь бывавший и прекрасно знающий, где что лежит, Сердюк достал чашки из настенного шкафчика, аккуратно расставил их на столе, взял непочатую банку кофе, снял с нее прозрачную пластиковую крышечку, безымянным пальцем крепко потянул за кольцо, вскрывая…
«Вон же початая банка, что он…» — успел подумать Данил.
Уклонился он, совершенно не думая тело само сработало, уводя лицо из-под режущего удара острой кромки тонюсенького железного круга, едва не полоснувшего по глазам. Сбоку мелькнул распяленный в молниеносном броске Лемке, удар ботинком в шею — и Сердюк спиной вперед улетел к окну, наткнулся на шкафчик, осел, сполз на пол…
— С-сука! — выдохнул Лемке, стоя над лежащим в наиболее идеальной для удара позе. — Не достал?
— Не достал, — ответил Данил, выпрямляясь. — Не так уж я постарел, чтобы этакие козлы могли меня достать… Но резануть мог нехило… — Он замолчал и присмотрелся. — Капитан! Мать твою!
— Тьфу ты… — промямлил Лемке, нагибаясь.
— Руками не трогай!
— Не учи ты… — отозвался Капитан с ноткой раскаяния.
Широко открытые глаза Сердюка уже нехорошо стекленели. Взяв его двумя пальцами за волосы, Данил чуть повернул влево послушно мотнувшуюся голову проломленный висок способен ужаснуть человека нервного, стороннего, на окованном толстой медной полоской уголке недешевого итальянского шкафчика виднеются темные потеки, почти неразличимые на коричневом лаке…
Склонившись, Данил приложил пальцы к сонной артерии, уже зная все наперед, не ощутил пульсации крови. Медленно, отяжелевше выпрямился, криво усмехнулся:
— Эх, Лемке…
— Рефлекс, — виновато сказал Лемке, на миг отведя глаза. — Я ж его бил не убойно, не подвернись угол… Планида у мужика была такая, кто ж мог предвидеть…
— Ладно, помолчи, — приказал Данил сквозь зубы.
Ничто не ворохнулось у него в душе — немало жмуриков повидал. Если и было какое чувство, так это сожаление от того, что пан Сердюк помимо своего желания ухитрился спрыгнуть… Уйти от детального потрошения в края, куда рученьки тайных агентов пока что не дотянулись и, пожалуй, не дотянутся никогда, что бы ни чирикали спириты…
Стенать вслух было глупо, а медлить — тем более. Натянув фасонные перчатки из красной резины для мойки посуды — Виктуар был кое в чем подобен хозяйственной старой деве, — Данил присел на корточки и сноровисто обыскал карманы покойника. Вывернул содержимое большого кожаного бумажника на чистую сухую тарелку, начал было ворошить. Зло выдохнув сквозь зубы, раскрыл алое удостоверение.
Лемке заглянул через плечо и благоразумно промолчал.
Капитан Картамыш Геннадий Зенонович, старший следователь. Комитет государственной безопасности Рутенской республики.
— Вляпались, а? — сказал Данил в пространство. — Это, конечно, может оказаться и липа, но опыт мне подсказывает, что не стоит особенно на эту версию полагаться. То-то ему удалось так легко выцарапать пациента из самого непреклонного медицинского учреждения… Уходим, Капитан, в темпе уходим…
— Виктор?
— С собой берем. Пальчиков наших нигде остаться не могло, да, в конце концов, мои пальчики в квартире мотивированы, я же здесь бывал допрежь совершенно легально… Ходу!
Он собрал все барахло обратно в бумажник и сунул его на прежнее место.
Почти бегом вернувшись в гостиную, помог Лемке напялить пиджак на вялого Багловского и потащил его к двери. Наверное, с такими ощущениями шагают саперы по минному полю: все тело одеревенело, в любой миг может рвануть под ногами… Лестница пуста, во дворе вроде бы никого, но поди узнай, кто сейчас от скуки таращится в окно, и в которое…
— Ладно, не все так скверно, — сказал Данил, когда машина отъехала. — Опасных свидетелей пока что не наблюдается, в самой психушке нас никто не видел, фиг докажут, что мы с ним там пересекались… Даже если расколют санитара, не смогут ничего доказать, не видел нас санитар… Мать твою, хорошенькую же статью мы на себя по нечаянности повесили…
Теперь приходилось допустить в расчеты мысль, которую он раньше старался загнать в подсознание. Признать, что против него играла контора или, по крайней мере, человек, способный при нужде втемную воспользоваться возможностями серьезной конторы…
Пожалуй, для противника существовала одна-единственная возможность быстро узнать о том, что Багловский приземлился в психушке: номер климовского «Жигуля» был сброшен в ГАИ, включен в операцию типа «Рентгена» или «Глаза».
Всякий постовой, каждый патруль зорко бдил и моментально сообщал о передвижениях машины. А есть еще телекамеры на некоторых перекрестках, стационарные посты ГАИ, достаточно один раз «подхватить» тачку, чтобы потом вести ее уверенно и профессионально, не прибегая к хвостам. Узнав, что Данил со товарищи зачем-то навестил психушку, там заинтересовались, в два счета выяснили, что к чему, не так уж трудно было докопаться, все ведь происходило совершенно легально, с отражением в казенных документах…
Другого объяснения попросту нет — коли не было хвостов, коли не было «маячков» в машине. Вряд ли громадный милицейский механизм, включившийся в работу, знал, в чем тут дело. Они и не обязаны знать достаточно, что указание спущено из самых серьезных инстанций. Никто не обязан проверять без уважительных поводов, выполнял ли капитан Картамыш приказ своего начальства или попросту злоупотребил служебным положением. А у Данила стало складываться убеждение, что капитан все же злоупотреблял, — кое-что в его прошлом поведении именно на эту идею так и наталкивало…