Шрифт:
Когда по селу разнеслась весть, что дед Матейко помер, никто не поверил, потому что старик любил пошутить, да и раньше ничего такого с ним не случалось. Но когда бабка Йова рассказала о его последнем часе, все убедились, что на этот раз он не шутил. Вернулся человек из лесу с дровами, развьючил ослика, привязал его, подбросил ему сенца, и, только вошел в дом, сел у огня и закурил трубку, вдруг как схватит его, будто пополам перерезало: лег, заохал и...
Сбежались соседи, пришла и бабка Йова. Бобылем, бедняга, век коротал, с кроткой ослицей своей сизой, как голубка, послушной и безответной,
Так с улыбкой и отдал. Оттого ли, что душа прямо в рай угодила, оттого ли, что водочку увидал, — бог его знает.
Очутился бедный дед Матейко на том свете, остановился первым долгом на перекрестке, где много было таких, как он.
— Счастливо добраться! — сказал он им, да, не долго думая, и спрашивает:— Скажите, братцы, как тут в ад пройти?
Все взглянули на него с удивлением.
— В пекло, в пекло какая дорога ведет? — громко объяснил дед Матейко.
Показали ему дорогу— пошел он.
«Наверняка мое место там,— думает.— Так хоть поспеть вовремя... Куда мне в рай, бедняку... Рай — для богатых и знатных. В таких лохмотьях да с такими грубыми руками кто меня туда пустит? Восемьдесят лет лямку тянул, мучился как собака, а теперь меда ждать? Ну да, по божьей правде старался жить, да кому до этого дело? Разве будет Господь Бог беспокоиться насчет таких, как я? Да нас с самого рождения в тетрадку дьявольскую записывают... Будь я еще праведником, да, скажем, согрешил разок, выпил! А то как пил ведь! От нужды, понятно, с горя пьянствовал, да ведь было дело. Все равно, думал, такая твоя доля — пей... Пей, а там хоть трава не расти! Ну и расчистил себе дорожку в пекло. И теперь прямым ходом — туда!»
Шел-шел дед Матейко, своими мыслями занятый. Вдруг кто-то невидимый дерг его сзади за кожух.
— Стой, приятель. Куда путь держишь?
— Да в пекло я, — ответил старик.
— В пекло? Э, дед, зря туда собрался!
— Ничего не зря... Знаю я, кому куда,— не смотри, что прост.
— Да тебе полагается в раю быть... Я ангел и послан, чтоб отвести тебя туда.
— Брось, парень! Иди себе своей дорогой, не смейся над старым человеком, стыдно...
Видя, что с ним не поладишь, ангел сгреб старика и взлетел высоко в светлые небесные просторы, где благоухает чудным измирским ладаном и роями порхают светлые ангелы с цветком базилика в руках, вдохновенно распевая: «Свят, свят, свят господь Саваоф!»
— Куда это ты меня волочишь, милый? Попадет тебе от хозяев твоих. Не чуешь разве, как от меня водкой пахнет?— воскликнул дед Матейко и попробовал было дать тягу, но ангел полетел еще быстрей, унося его в светлую ширь, пока они не достигли райских врат. Врата были из золота и драгоценных каменьев и сияли как солнце. Перед ними стоял святой Петр с серебряным ключом в руках и реестровой книгой под мышкой.
— Из которого села? — обратился он к деду Матейко и стал рыться в книге.
Куда податься? Дед Матей помялся-помялся и сказал:
— Значит... из Подуэне я...
— Из По...?
— Из Подуэне!— крикнул дед Матейко, подумав, что святой Петр туг на ухо.
— По... По... По...— Святой Петр стал перелистывать книгу. — Подуэне. Вот. Ладно: праведный.
— Не может быть! Ошибка тут, святой Петр!
— Какая ошибка? Это тебе не пирог с капустой, а реестровая книга, пронумерованная, прошнурованная и припечатанная рукой божьей, — рассердился святой Петр.
— Ну ладно, только уж потом пеняйте на себя,— возразил дед Матейко.
— А что?
— Да больно пил я. Что-то не верится мне, будто я праведник.
— Много пил, да много терпел, вот тебе и прощено,— ответил святой Петр и отпер ворота.
— Погоди, святой Петр, надо и осличку мою сюда,— взмолился было дед Матейко, но ангел втолкнул его в рай, и он, разинув рот от удивленья, не успел договорить.
Только дед Матейко в рай попал, сейчас же вспомнил про старуху свою, что задолго до него грешную землю покинула.
«Коли меня впустили, хоть пьянствовал я и старуху свою колотил, так уж ей-то, наверно, красный угол отвели. Ведь она кротче божьей коровки была, все прощала... Ну, что бы со мной без нее было?»
И обратился он к одному ангелочку:
— Скажи, касатик, нет ли тут старушки такой... Матеевой? Треной звать...
— Из какого она села?— спросил ангелок.
— Из Подуэне...
— Тут, тут, — ответил ангелок и повел старика по раю.
— Ну и благолепие, ну и чудеса!— дивился дед Матейко при виде чудных райских красот, доступных лишь взорам праведников.
— А отец Никола здесь? — стал он расспрашивать ангела.
— Какой отец Никола?
— Отец Никола из малой церкви — тот, что деньги в рост давил... Мне с ним встретиться стыдно. Я ему должен был, да он помер, и долг мой так за мной и остался.
— Поп Никола в преисподней, дедушка.
— Не может быть!
— Честное слово!
— Да ведь он как-никак попом был, священником!
— Ничего не значит... Тут на лица не смотрят — каждому по его делам воздают. Попом был, да грешил. Уж на что архиерей — и тот в пекле.
— Да что ты?
— И он тоже наказан, дедушка... Был архиереем, верно, да кичился саном своим, одних знатных за людей почитал, а на бедных да убогих смотреть не хотел. Гнушался ими, а коли подавал милостыню, так с презреньем, чтоб только поскорей отделаться... Роскошно оде нале и, каждый день объедался, а людям воздержанье проповедовал... Разве это не грех?
Дед Матейко, потеревши лоб, промолвил:
— Где мне знать, грех или не грех. Мы люди простые, без понятия. Да будет толковать про это. Лучше сведи меня в трактир, чтоб мне чарочку пропустить, а то в глотке пожар, будто углей туда насыпали.
— Э-э дедушка, трактиров тут нету,— возразил ангелок.
— Нету?
— Нету, нету!
— Ну как это можно, чтоб посреди такой красоты трактира не было? Куда ж зайти отдохнуть, выпить рюмочку. подкрепиться? Ведь я с самой земли иду, уморился... Нам батюшка объяснял, что в раю все есть, чего душе угодно, а на поверку... Уж лучше бы я в ад попал! Там как? Есть трактиры-то?