На веки вечные

Андерсон Кэтрин

— Вы держите меня за волосы.

— Но тут же отпущу при вашем первом движении.

Пытаясь освободиться, она схватила его за палец. И в этот миг его губы коснулись ее губ. Влажный шелк. Дыхание вырвалось у нее из груди, и Хит вобрал его в себя. Губы крепче прижались к губам, подбородок утонул в руке, запрокинувшей ей голову. Мередит смяла рубашку у него на груди и забыла о парике, о Сэмми, о своем нежелании, чтобы ее целовали.

Огонь и лед. Напористые губы овладели ее ртом, и она почувствовала, что изнывает от легких прикосновений. По коже побежала дрожь и скользнула по позвоночнику вниз. А в животе вспыхнул пожар,

и языки пламени обожгли все тело.

Силы небесные! Он явно в этом разбирался.

Вспомнив, как действовали на нее поцелуи Дэна сразу после свадьбы, Мередит удивилась, что этот мужчина целуется по-другому: убеждающе, а не требовательно, опьяняюще, а не тошнотворно. Она не чувствовала под собой ног, колени подгибались, словно были из воска и таяли рядом с огнем.

Наконец Мередит взяла себя в руки, отстранилась и посмотрела на Хита с глубоким изумлением. Размотала волосы с его пальца и отошла в сторону, со страхом и надеждой ожидая, что он ее остановит. Безопасное расстояние. Вот что ей было необходимо. Но вместе с тем и не хотела, чтобы Хит подумал, будто это бегство.

Мередит здоровой рукой стиснула спинку стула до боли в пачьцах, не в силах поверить, что так легко ответила на его поцелуй. Пока ухаживал, Дэн тоже казался обаятельным и милым. Хотя даже тогда не был способен на такое — заставить почувствовать, будто все ее косточки плавились. Тем не менее его поцелуи тоже нравились — до брачной ночи. Неужели тот опыт ее ничему не научил? Видимо, нет, если Хиту потребовалось немного очарования и опыта — и она растаяла.

Мередит посмотрела исподлобья.

— Я не хочу, чтобы страдапа Сэмми. Это ясно? Оставьте ее в покое и не используйте, чтобы подобраться ко мне!

— И в мыслях не было. — Его безмятежная улыбка просто бесила. — Моя дружба с Сэмми никак не связана с моими отношениями с вами, Мерри.

— Мередит! — поправила она резче, чем хотела. — И у вас нет со мной никаких отношений.

Последнее замечание Хит оставил без внимания.

— Не знаю почему, но для меня вы больше Мерри, чем Мередит.

Похоже, этот шериф инстинктивно почувствовал, что так ее называли всю жизнь.

— Я требую, чтобы меня звали Мередит!

— Постараюсь запомнить, — кивнул шериф.

— И я не желаю никаких отношений! Вам это ясно?

— Абсолютно. — Оттого, что его улыбка стала еще шире, на щеках появились ямочки. — Это просто поцелуй, Мередит, — приятное времяпрепровождение нравящихся друг другу взрослых. А не пожизненная клятва. Люди постоянно целуют друг друга, но это ничего не означает.

Нет, его поцелуй означал беспокойство. Хит заставил Мередит испытать такие чувства, на которые она считала себя больше неспособной. Чувства, от которых притупляется бдительность. Появляется соблазн попробовать еще раз то, на что у нее нет никакого права. Потому что в противном случае могут повториться унижение и боль, которые навсегда изменили ее и ее маленькую дочь.

Как кутающаяся от холода в шаль старуха, Мередит вся съежилась и сказала с дрожью в голосе:

— У Сэмми обнаженное сердечко. Одно неуклюжее движение — и его можно разбить. Неужели вы полагаете, что я буду стоять в стороне и наблюдать, как это произойдет?

Хит пристально посмотрел ей в глаза.

— Со мной сердце вашей дочери в безопасности.

— Неужели?

— Да. И ваше тоже.

Глава 9

На

следующий вечер, когда Хит готовил ужин, Мередит извинилась и вышла в туалет. Но стоило ей расстегнуть джинсы, как все пространство вокруг наполнилось рокочущими звуками, явно исходившими… из ванны. Она дернулась вперед, чтобы отодвинуть полиэтиленовую штору, и увидела над белым краем черную с рыжими подпалинами лапу. Мередит заглянула за штору: Голиаф спал, раскинувшись на спине и подняв вверх все четыре лапы. Отвисшая челюсть дрожала при каждом вдохе. Ненормальная собака! Как, черт возьми, она проникла в дом и что делает в ее ванне?

Мередит хотела незаметно ретироваться, но в это время ротвейлер разлепил один глаз и уставился на нее. С минуту созерцал, потом облизнул нос, тяжело вздохнул и зарычал. Однако уже через секунду язык обмяк, вывалился из пасти, и из ванны снова раздался рокочущий храп.

Еще неделю назад Мередит бы в ужасе убежала. Но рык на этот раз не был угрожающим, и ротвейлер, судя по всему, не собирался нападать. Во всяком случае, до тех пор, пока не выспится всласть. Вспомнив, как пес лапой обнимал ее дочь и как ласково фыркал в ее волосы, Мередит осторожно дотронулась до его живота. Голиаф выгнул спину, засопел и причмокнул губами, видимо, приглашая себя почесать. Она слегка коснулась ногтями блестящей шерсти. Явно довольный вниманием, пес снова заворчал и повернулся. На сей раз Мередит улыбнулась, понимая, что такое ворчание — не угроза, а обыкновенный разговор.

Да, Хит ее обработал. Еще немного — и она оправдает все, что вытворяет собака.

— Ах ты, добрый, большой старикан, — прошептала она. — Хиту следовало назвать тебя Ворчуном.

Собака снова зарокотала, повернула массивную голову и лизнула ее руку, У Мередит опустилось сердце, и, замерев, она не могла отвести взгляд от огромных клыков. Но пес ласковыми собачьими поцелуями продолжал мыть ей ладонь, и Мередит успокоилась. Кончиками пальцев осторожно дотронулась до морды и отвела губу, чтобы посмотреть зубы. Таких длинных клыков ей никогда не приходилось видеть, а задние резцы достигали в ширину дюйма. Но странно, Мередит не испытала страха.

Чувства были другими. Самыми хорошими. Ее глаза застилали слезы. Этому псу каким-то образом удалось победить страх Сэмми. А теперь он помогал Мередит справиться со своим ужасом и закрыть еще одну главу ее жизни с Дэном.

Ротвейлер провел языком по своему носу, вздохнул и снова погрузился в сон, а Мередит сидела рядом и нежно поглаживала его шелковистые уши. Она и не заметила, как в этот прекрасный миг отдала сердце большому старому нескладехе.

Закончив свои дела в ванной — а это оказалось не просто с одной рукой, — Мередит вернулась на кухню и застала Хита у плиты.

— Ваша собака спит в моей ванне.

— Да ну? — Он положил ложку. — Как же ему удалось сорваться? Извините, Мередит. Наверное, выскользнул из ошейника.

Она дотронулась до его рукава.

— Не беспокойте Голиафа. Пусть поспит.

Хит удивленно поднял глаза.

— В вашей ванне? Моя собака-людоед в вашем доме? Вы, часом, не заболели?

Мередит неожиданно рассмеялась и покраснела.

— Я никогда не чувствовала себя так хорошо. Сама не могу объяснить. Наверное, скажу глупость, но он выглядит таким безобидным и добродушным. Я его потрогала. И он не откусил мне руку. Я… мы… кажется, подружились.