На войне как на войне

Капьянидзе Вера Николаевна

Маша всю дорогу молчала, о чем-то сосредоточенно думая, а когда приехали на железнодорожный вокзал, от которого рукой подать до госпиталя, она попыталась отправить Марту:

– Иди в госпиталь, а мне еще в одно место нужно сходить.

Но Марта заупрямилась:

– Я не пойду одна, города не знаю, заблужусь, – упрямо бубнила она, помня наказ Зои Петровны «приглядывать за Машей по слабости ее здоровья».

– Ну ладно, пошли, – наконец уступила ей Маша.

Они зашли в здание вокзала. Маша о чем-то спросила постового. Тот, удивленно вытаращив глаза, долго и подробно

что-то ей объяснял, энергично жестикулируя руками. Потом они опять долго ехали на трамвае, но уже совсем в другую сторону, потому что сквозь дома, мимо которых проезжал трамвай, видна была Волга. Потом еще шли по незнакомым пыльным улицам. Марта уже устала, когда они, наконец, остановились у здания, очень похожего на школу в Энгельсе, в которой до войны училась Марта.

– Жди меня здесь, – строго наказала ей Маша. – Никуда не уходи, а то потеряешься.

И, поднявшись по ступенькам, скрылась за дверью.

Марта немного постояла, но усталость взяла свое, и она присела на ступеньку, прислонившись к прутьям лестничных перил. Чтобы хоть чем-то занять себя, она принялась считать, сколько человек вошло и сколько вышло, и сама не заметила, как задремала. Разбудил ее чей-то сердитый окрик:

– Это еще что такое?!

Над Мартой стоял высокий худой человек в военной форме. Кто он по званию, Марта не поняла, потому что не разбиралась, но лицо его, с хмуро сведенными бровями, тонкими губами и красными от бессонницы белками глаз так напугало ее, что она тут же решила, что это не иначе какой-то большой начальник.

– Это со мной. – Выдвинулась из-за спины «начальника» Маша. – Сестра моя. Дома оставить не с кем, вот она мне в госпитале и помогает.

– Сестра? – подозрительно прищурился «начальник». – Только ее нам тут не хватало. Ну ладно, давайте обе в машину.

На обочине дороги их уже ждал грузовик, в кузове которого сидели четыре солдата с автоматами.

«Начальник» сел в кабину, а Маша с Мартой залезли в кузов и устроились на скамейке напротив солдат.

– Маш, а этот дядька – кто такой? – шепотом спросила Марта, на что сразу же последовал окрик одного из солдат:

– Не шептаться!

Так и ехали всю дорогу молча. Сначала Марта не понимала, куда они едут, но после железнодорожного вокзала, догадалась, что везут их в сторону госпиталя. От этого ей стало немного спокойнее.

Не доезжая до госпиталя, грузовик остановился. Из кабины вышел «начальник», и, обращаясь к Маше, приказал:

– Из машины ни шагу! – И взяв с собой двух автоматчиков, ушел в сторону госпиталя.

Через полчаса они вернулись, ведя с собой завхоза Михея Игнатьевича. Завхоз тоже залез в кузов, его усадили между автоматчиками. И опять поехали. Ехали все также молча. Марта, и без того перепуганная «начальником», ничего не понимала, что происходит, и от этого ей было еще страшнее.

Машина остановилась у самой окраины ничем не огороженного кладбища.

– Все из машины! – скомандовал «начальник». – Да поживее! Лопаты не забудьте!

– Ну, показывай дорогу. – Кивнул он Маше, когда все вылезли.

И все двинулись за Машей и Мартой, петляя между могил и невольно выстроившись в цепочку. Теперь

уже Марта догадалась, что они зачем-то опять идут к могиле Василия. Но от этого ей не стало легче. Страх холодными цепкими лапами сковал все тело, которое сотрясалось, как от стужи, несмотря на то, что утреннее солнце уже палило вовсю. Похоже, что с Машей творилось то же самое. Они обе боялись даже оглянуться на своих попутчиков, настороженно прислушиваясь к шагам позади себя.

– Вот! – Маша указала на могилку, на которой сиротливо лежали привядшие цветы.

– Ну, смотри, – угрожающе сощурив злые серо-голубые, почти бесцветные глаза с налитыми кровью белками, проговорил «начальник». – Если не подтвердится – расстреляю на месте.

– За что? – выдохнула Маша.

– За донос. Оговор безвинного человека.

Михей Игнатьевич, словно догадавшись о чем-то, беспрестанно облизывал пересохшие губы, оглядываясь на своих конвоиров.

– Попить бы, – жалобно попросил он.

– Потерпишь.

– Копайте, – приказал «начальник», и двое солдат взялись за принесенные с собой лопаты. Земля была рыхлая, еще не успевшая осесть и обветрить. Потому работа шла споро.

Когда головы копавших солдат почти скрылись в яме, «начальник», нервно куривший, бросил папиросу и подошел к яме.

– Ну, что тут?

– Все верно, – не вынимая трупа, подтвердили солдаты, – в одном исподнем.

– Хорошо, закапывайте, – скомандовал им «начальник».

– Как закапывайте? А одеть его, как полагается? – онемевшими губами едва слышно прошептала Маша.

– Во что же я тебе его одену? Кто мне второй раз выдаст форму? – Идите, хоть землички ему в могилу бросьте, – неожиданно смягчился он.

Маша, побелевшая, как снег, на негнущихся ногах, подошла к могиле, нагнулась, чтобы взять горсть, и вдруг упала на кучу откопанной земли и зарыдала. Марта подскочила к ней, принялась, как могла утешать.

– Любила, что ли? – сочувственно спросил «начальник», обращаясь непонятно к кому.

– Да, – ответила за Машу Марта.

– Бывает, – вздохнул «начальник» и полез за очередной папиросой. – Ну, пусть поплачет.

Неожиданно Михей Игнатьевич, стоявший между двумя автоматчиками, упал на колени и подполз к «начальнику», хватая его за сапоги:

– Товарищ майор, пощадите, Христа ради! Дети малые дома от голода пухнут. Не виноват я…

«Начальник» брезгливо оттолкнул его сапогом и зло прошипел:

– Не товарищ я тебе, гнида! Люди жизней своих не щадят, а ты на их смертях наживаешься! Говори, гад, кому форму продавал?

– Не знаю, – трясясь дородным телом, бился головой о землю Михей Игнатьевич.

– Говори, не то на месте пристрелю! – вытащил пистолет из кобуры «начальник».

– Не знаю я кто такие. Они меня сами нашли, сказали, чтобы форму принес, иначе убьют. А потом уже сами ко мне на барахолке подходили, и заказывали, что им надо. Грозили, что если не принесу – убьют…

– На какой барахолке?

– За театром, что на Скорбященской площади…

– Эти тоже из вашего госпиталя? – кивнул на соседние могилки «начальник».

– Тоже, – не поднимая глаз, подтвердил Михей Игнатьевич.