На войне нельзя быть молодой и красивой
Шрифт:
Кольцо окружения замкнулось 15 сентября, и в расположении Юго-Западного фронта начался хаос. Войсковые, армейские и фронтовые транспорты, автомобильные, конные, госпитали и лазареты начали метаться в различных направлениях. В котле оказались тылы пяти советских армий и фронтовые учреждения. Вначале они хлынули с юга на север (в объятия танков Гудериана), затем с севера на юг, и, наконец, вся стихия устремилась на восток, к Пирятину, там был и штаб фронта (40 км западнее Лубен). Образовалась жуткая пробка, отличная мишень для немецких бомбардировщиков.
По воспоминаниям очевидцев, машины шли в пять рядов. В отличие от приграничного сражения, уже
Такую же переделку пришлось пройти и Талочке в районе Оржицы, куда стекались тылы 26-й армии.
На самых проходимых местах поставили заслоны и методично обстреливали болота из минометов. Беспокоящий огонь. Люди в болоте бродили в разных направлениях, сбиваясь в группы в попытках найти выход.
Ночи стояли уже холодные, а Талочка была одета в легкое летнее платьице и туфли. Ее просто трясло от озноба.
На одном островке солдаты сняли с убитого сапоги и предложили Талочке. Она с ужасом отказалась надевать их. На нее накричали, посоветовав не отказываться, если она сама не хочет так же вот лечь в этом болоте, как этот убитый. Ей подыскали и другую одежду, более подходящую для болота. На голову водрузили кожаный шлем с мехом внутри. Талочка, конечно, понимала, ГДЕ солдаты взяли эту одежду. Но останавливаться на этой мысли было ужасно, и она старалась отогнать ее. Стало несколько уютней.
Так и ходила группа под командой лейтенанта по болоту несколько дней…
Мины с характерным воем взметали столбы грязи и воды, осколки убивали и ранили людей, бредущих по пояс, а иногда и по грудь в воде. Чистой воды нигде не было, всё болото заросшее, с толстым слоем корневой системы, когда на нее становились, то она тонула, и человек оказывался в воде. Под кем этот слой прорвался, тот утонул…
Раненые тонули, и никто не мог им помочь. Это было жутко и больно – видеть, как на твоих глазах люди уходят под воду. А еще два дня назад было смешно, что солдаты ползут по траве и виляют попой!
Воющие мины, казалось, летят прямо в голову. Талочка не умела молиться, она была комсомолкой, и ее мысли, стучавшие молотком в висок, были об одном: «Только бы меня не ранило, пусть уж сразу насмерть, чем так вот в болоте тонуть… Только бы не ранило…» Было одно стремление: дойти до следующей кочки или островка и хоть немного отдохнуть.
На одном из островков в Оржицких болотах собралось человек сто – сто двадцать окруженцев, некоторые в одном белье и даже были совсем голые. Оружие – двенадцать винтовок, два автомата. Команду принял старший по званию пожилой майор. Майор провел реорганизацию: назначил замполита, начальника особого отдела, продовольствия и другие хозяйственные службы. Личный состав разбил на две роты, а их на отделения. Назначил командиров рот и отделений. Для придания бодрости заверил, что: «Кто будет отступать, буду расстреливать». Это он преувеличивал, патронов было очень мало и для боя, не то что для расстрела.
Возможно, это была группа инженер-майора
Ночами стало холодно, но днем светило солнце – «бабье лето». Еды практически не было, кушали грибы и верхушки елок, огонь не разжигали, опасаясь себя обнаружить, воды было более чем много.
Лейтенант-зенитчик, как мог, помогал Талочке, поделил пополам совсем малюсенький кусочек шоколада, завалявшийся в кармане.
Днём спали под звуки непрекращавшегося редкого миномётного обстрела. Падающий с неба миномётный снаряд так жутко воет, что Талочке казалось, будто вот-вот в следующую секунду мина попадёт ей прямо в голову. К этому было трудно привыкнуть, как и к близкому разрыву снаряда, от которого Талочка вздрагивала всем телом.
Окруженцы просидели там двое суток.
Майор был деятельным, назначил людей вести постоянную разведку. Командирам рот приказал переписать всех по фамилиям. Сам взял разведку, пошел с ними, чтобы выбрать место для прорыва. Остров непрерывно обстреливался.
На небольшом военном совете решили идти на прорыв, вопрос о сдаче в плен даже не поднимался. Хотя такой вероятности никто не отметал. Даже не потому, что майор обещал расстрелять трусов несуществующими патронами. Кто не мог бороться, уже сдались, тут на острове собрались те, кто надеялся пробиться к своим, и среди них Талочка.
Закопали в общей яме документы, партийные билеты, так как все были уверены, что коммунистов и комсомольцев немцы расстреливают на месте, хотя о сдаче в плен речи и не было. Талочка положила в ту яму и свой комсомольский билет. Сегодня это трудно понять, но из всего, что у нее было, Талочка в блужданиях по болотам сохранила только промокший комсомольский билет. Это, между прочим, дочь «врага народа» и приемная дочь «врага народа» – коммуниста с дореволюционным стажем.
Майор построил весь личный состав и объявил: «Мы окружены незначительной частью немецких войск, а потому нам нужно немедленно прорвать это кольцо и уйти с этого острова. Во-первых, мы с голоду здесь умрем. Во-вторых, что нас всех могут перебить. Задача такова. Поскольку оружия нет, надо морально подействовать на немцев. Поэтому приказываю всему личному составу кричать, сколько есть сил: «Ура!» Я пойду впереди, первая и вторая рота левым и правым флангом за мною. От меня не отрываться. Следить мое направление. Кто струсит, приказываю расстреливать». Это он опять для большей бодрости сказал.
Ночью двинулись из болота. Уже в утренних сумерках вышли на твердую землю. Казалось, что немцев нет, и им поначалу повезло. Но лес кончился, нужно было пересечь луг до следующего леса.
Первые солдаты, вышедшие на открытое место, упали, с фланга стрелял пулемет. Майор крикнул: «Вперед!» И первым побежал, как и обещал, к близкому, казалось, лесу. За майором бросились с нестройным «Ура!» и все остальные. Пулемет работал без остановок.
К спасительному лесу добрались, на удивление, многие, с ними был лейтенант и Талочка. Четверо убитых и восемь раненых, в том числе легко ранен в ногу и майор. Прорвались. Немцы начали преследовать группу майора.