На воздушных столбах
Шрифт:
— До завтра! — крикнул я ему.
Мемет, видимо, был неплохим пилотом. Он ловко управлял, и мы поднимались вверх с гораздо большей быстротой, чем предыдущий планер. Мемет взял направление на юго-восток.
Я испытывал новое и очень приятное ощущение. Здесь не было бича пассажирских аэропланов — ужасающего грохота моторов. Тишина стояла такая, как будто мы летели на аэростате, молчаливо несущемся по воле ветра. Кабина была открытая. Планер обладал значительно меньшей скоростью, чем аэропланы, и поэтому встречный ветер не очень беспокоил меня. Верхние крылья защищали от знойных лучей. Приятное путешествие. Здесь можно было даже курить, не боясь взрыва, а сгореть планер не мог: он был весь металлический. Можно было разговаривать, хотя шепотом. Благодаря ровному рельефу местности
— Вот настоящее путешествие для успокоения нервов, — сказал я, обращаясь к Муссе. Он открыл глаза, воспаленные и мутные, что-то промычал в ответ и еще ниже склонил голову.
«Однако с ним совсем скверно», — подумал я. Мемет пел однообразную коротенькую восточную песню. Грустный мотив он умудрялся петь как-то по-веселому. Видимо, он был в отличном настроении.
Внизу, насколько хватал глаз, расстилались бесконечные хлопковые поля — темно-зеленый ковер с узором дорог блестящих арыков и белых кругов. Там и сям, как ласточки, реяли планеры. На воздушных столбах они встречались, пролетая друг над другом, и летчики обменивались приветствиями — совсем как рыбаки на море. Снижаясь перед воздушным столбом; мы слышали крики и песни работавших на полях людей.
Постепенно рельеф местности изменился. Появились небольшие холмы. Сплошные хлопковые поля начали перемежаться с тучными лугами, на которых паслись стада тонкорунных овец. С высоты они казались белоснежным прибоем, медленно катящимся по зеленой глади океана.
На безоблачном небе появились кучевые облака, тянувшие на юг. Я заметил, что Мемет часто поглядывает на облака, не прекращая петь свою грустно-веселую песенку. Группа довольно густых облаков привлекала его особенное внимание. И вдруг, вместо того чтобы направить планер к воздушному столбу, Мемет свернул с прямой линии, и мы полетели к кучевому облаку, медленно несущемуся впереди нас. Что бы могло это значить? Беспокоиться, впрочем, пока было не о чем. Мемет — надежный пилот и хорошо знает дорогу. Быть может, мы приближались к цели нашего путешествия, и нам надо было свернуть в сторону. Я посмотрел вопросительно на Муссе. Он спал или лежал в забытьи. Между тем наш планер уже догнал медленно летевшую группу кучевых облаков и теперь летел под ними. Я заметил, что планер начинает постепенно забирать высоту. Мы летели «на хвосте тучи». Мне вспомнились объяснения Муссе: планеристы научились использовать восходящие токи воздуха под кучевыми облаками. Но в этой местности облака вообще редкость, и на них нельзя рассчитывать как на надежный «способ передвижения». Что же заставило Мемета воспользоваться неожиданными услугами облаков?.. В недоумении я посмотрел вниз и удивился еще больше. Хлопковые поля и пастбища кончились. Мы летели над бесплодной пустыней. Нигде не видно было ни «подъемных» кругов, ни аэродромов, ни даже жилья… А планер продолжал идти вслед за облаками, прямо на восток.
И вдруг одна мысль заставила меня вздрогнуть. Мы находились недалеко от афганской границы. Что, если подозрения Муссе оправдаются? Быть может, Мемет — английский шпион и теперь решил, воспользовавшись случаем, перелететь границу и снизиться на территории Афганистана… Я решил разбудить Муссе, он и сам вдруг начал проявлять признаки беспокойства. Быть может, у этого человека, привыкшего к полетам, уже развился инстинкт пространства, как у почтовых голубей, и он заметил изменение курса… Муссе открыл глаза, силясь выйти из оцепенения.
— Что это?.. Где мы? — тихо спросил он.
— Не знаю, летим на юг. Хлопковые поля кончились. Внизу пустыня, — отвечал я тихо и, еще больше понизив голос, продолжал: — Мне кажется, происходит что-то неладное, Муссе. Мы летим на буксире облаков…
Страшным усилием воли Муссе заставил себя разорвать цепкие путы болезненного, полубредового состояния. Он посмотрел на меня почти совершенно сознательно, с трудом приподнялся и заглянул вниз.
— Предатель… — прошептал он. — Мемет хочет улизнуть за границу, пользуясь подходящим случаем… — Муссе опустил голову, но я видел, это не от слабости: он размышлял. Потом так же тихо, наклонив голову
Мы опять помолчали. Муссе с тоскою посмотрел на тучу. Она немного поредела, но продолжала нестись к афганской границе.
— Вывезет ведь, пожалуй… — шептал Муссе.
А Мемет продолжал тянуть свою песенку, и в его пении слышались торжествующие нотки. Надо было что-нибудь предпринимать.
— Куда мы летим, товарищ Мухаматжи? — спросил я его невинным тоном любознательного туриста.
— Как видите, на юг, — ответил он непринужденно. — Пользуясь редким случаем изучить воздушные течения вблизи облаков, мы немного уклонились от нашего пути.
— А как мы вернемся назад? Будем ждать попутного облака?
Он сделал вид, что не расслышал моего вопроса, и вновь запел громче прежнего.
— Мемет! — сказал Муссе слабым, но повелительным голосом. — Я приказываю тебе немедленно повернуть руль на север и снижаться.
— Ну, один раз можно и не послушаться твоих приказаний, — ответил Мухаматжи.
Наклонившись к моему уху, Муссе прошептал:
— Вот уже виднеется афганская граница. Надо действовать решительно, если бы даже нам пришлось погибнуть.
Я кивнул головой, поднялся, схватил Мемета за плечи и рванул назад. Планер покачнулся, но продолжал лететь — он был хорошо сконструирован. Мемет упал, поднялся, повернулся ко мне лицом. Его любезная улыбка исчезла бесследно. Глаза горели жгучею ненавистью. Он попытался схватить меня за горло, а я тщетно старался извлечь из кармана револьвер. Между нами завязалась борьба не на жизнь, а на смерть. Планер покачивался, но продолжал идти к границе. Неожиданно в руке Мемета я увидел нож. Мемет взмахнул рукой, намереваясь ударить меня в грудь, но я отвел его руку, и удар пришелся по правому плечу. Он всадил нож по рукоятку и тотчас вынул, чтобы нанести новый удар и дать выход крови, — он знал, что при потере крови я скорее обессилею. Кровь хлынула из раны и залила мне весь костюм. Рука повисла бессильно. Я упал на колени и чувствовал, что голова моя кружится, а надо мной уже был занесен нож для нового, решительного удара. В одно короткое мгновение я понял, что это конец. Раздался выстрел Муссе. Пуля пробила Мемету шею. Он зашипел, как полураздавленная змея, и грохнулся рядом со мной. Его злость была так велика, что, и раненный, он не оставлял борьбы. Он силился поднять руку и полоснуть меня ножом, но был слишком слаб, и нож только скользил по моему костюму. Мемет хрипел, плевал кровью и судорожно ворочался. Потом он как будто затих. На планер слетела зловещая тишина.
Планер, никем не управляемый, продолжал лететь, унося к неведомой цели странный экипаж — одного беспомощного больного и двух окровавленных людей. Я зажал рукою рану, Мемет последовал моему примеру. Его рана была опасней моей, но он был на редкость сильный человек и притом, видимо, привыкший к кровавым переделкам.
Несколько минут мы летели молча. Потом Мемет с трудом приподнялся и заглянул вниз. Он усмехнулся и с торжествующим злорадством сказал:
— А все-таки это облако скоро будет афганским.
Я понял его: вместе с облаком и мы окажемся на афганской территории. Я тоже заглянул вниз и потом на облако, ничего не отвечая Мемету. Да, граница была недалеко. Я видал наших пограничников, но они ничем не могли помочь нам… А по ту сторону границы гарцевал небольшой конный отряд афганцев.
— Попробуйте… повернуть руль… я скажу, как это делать… — услышал я слабый голос Муссе.
Я начал приподниматься, но Мемет предупредил мое движение и навалился на меня всем телом. На это у него хватило сил. Я был бессилен двинуться. Положение наше казалось безвыходным. Но человек никогда не теряет надежды. Лежа под Меметом, я видел роковые кучевые облака. Они как будто начали редеть.