На всю жизнь и после

Шаталов Роман

Юноша увидел, как слева на Аристократа полетели палочки, испускающие слабое золотое свечение. Они плыли по воздуху как тополиный пух и были размером с большой палец. Борис определил их, как пушистые семена одуванчика, которые целым облаком выплывали из переулка. Он сделал шаг вперёд и уже отрыл рот, чтобы предупредить, но его оборвал голос Того, кто видит:

— Стоять и молчать.

Аристократ с трудом сел на корточки и склонился над ухом Виктора.

— Я ожидал большего, Витя. Только вот понять не могу, почему это ты такой побитый. Я не…

Аристократ вдохнул одно

из этих семян и сразу же начал кашлять и отхаркиваться. Он поднялся на ноги, выронил трость и схватился обеими руками за горло. Сухой, надсадный кашель сменялся на тяжёлые и безуспешные вдохи. В этот момент несколько золотых семян летали около лица Бориса, он резким шлепком прикрыл ладонью рот и нос. Так парочка опасных плодов одуванчика подхватило потоком ветра, и они залетели в левый рукав прямо на татуировку дубинки. Вмиг из шеи и головы Аристократа выросли золотые тонкие иглы, их кончики торчали вверх и раскинулись во все стороны как бутон одуванчика. Его тело рухнуло рядом с Виктором. Из переулка вышел Малиот в деловом костюме тройка серого цвета, он широко улыбался и сжимал в пальцах золотой стебель одуванчика с лысой шляпкой. Цветок испарился облачком жёлтых искр, но семена остались лежать на асфальте, а их свет постепенно угасал.

— Вечер добрый, Бориска! Знаю, рот от удивления ты открыть не сможешь, но хотя бы руку убери.

Борис бросился к телам Аристократа и Виктора, они лежали рядом вольтом и оба ничком. Он приложил пальцы к шее татуировщика — живой. На голову Аристократа даже смотреть не стал. Малиот встал слева от него и громко рассмеялся.

— Ах, Борька-Борька, ты теперь хозяин тату-салона. Тебе эти слабаки больше не нужны.

Внутренняя часть предплечья, на которую приземлились семена, начало покалывать и жечь. Борис схватился за руку и прижал её к себе. Он упёрся лбом в холодный асфальт — боль была невыносимая, крохотный участок кожи горел пламенем и это чувство начало подниматься выше.

— Ты чего это? Я же тебе ничего не… — Малиот не успел договорить потому, что в его грудь ударил поток пламени. Он потянул руки к обугленному кратеру на месте, где раньше было сердце, и, безнадёжно хватая воздух ртом, упал навзничь.

Борис, не поднимаясь с колен, развернулся и увидел того самого одержимого в чёрной одежде и красной балаклаве из подвала родной пятиэтажки. Он держал в вытянутой руке карманные часы и рычал через сомкнутые зубы. Белков глаз не было видно, только два чёрных пятна, которое напоминали сквозные отверстия. Юноша попытался материализовать светошумовую гранату, но из татуировки даже дымок не пошёл. Циферблат часов раскалялся для следующего залпа, но рука одержимого поднялась выше, чем нужно. Раздался пистолетный выстрел и на плечи Бориса упали подхваченные лёгким ветерком бинты, от них пахло жжёными тряпками и одеколоном. Пуля попала одержимому в голову, и он упал на спину; часы выпали из его ладони, а циферблат, обращённый к светлому ночному небу города, медленно потух.

Борис уселся на жёсткий асфальт и вытянул ноги. Он почувствовал покалывание в груди и тяжесть в шее — это накатывала грусть от трёх утерянных жизней. Боль в голове, как от стягивающего железного

обруча, заглушала жжение в руке. Тем не менее, он терпел, ему хотелось наказать себя за беспечность и равнодушие. В спину подул сильный порыв ветра. Юноша поднял вверх саднящую руку и подставил её под прохладный поток. Ветер утих и за спиной послышался глубокий вдох и громкий выдох. Борис оттянул рукав рубашки и резко задёрнул его обратно. Головная боль практически полностью утихла, но грудь и шею сдавило, ладони вспотели и задрожали — чувство страха вернулось. Электрошокер-дубинка светилась золотом и испускала слабое свечение как цветы Малиота.

— Какая жалость, ничего не изменилось, а перед нами три трупа.

В затылок Бориса упёрся холодный ствол, но его лицо и глаза остались неподвижными. Страх ушёл так же быстро, как и появился.

Эпилог

В тёмной комнате сидели друг напротив друга двое: мужчина и женщина, и единственным источником света в этом тесном помещении была приоткрытая микроволновка.

— Что говорит ТОТ? Всё идёт по плану? — спросила женщина. Говорила она игриво, но при этом держала дистанцию.

— Он надеялся, что Олежа справится, но коммерс перегорел. Если бы он разгадал, в чём слабость моей силы, тогда бы он повелевал нашим уютным мирком, — ответил мужчина. Было слышно, как он говорит через улыбку, тон его весёлый и даже задорный.

— Я думаю, ты и один мог бы всё сделать. Блеснул Борису в глаза, и он благополучно пошёл в салон.

— Может быть. Но скорее всего, у него в голове засела бы мысль о том, что ему нужно идти в салон. А это уже странно, согласись.

— Ой, прям и помечтать нельзя. Я толком ничего и не сделала, могла и не участвовать.

— Ты как раз таки выполнила основную задачу.

Женщина протянула руку в сторону микроволновки и широко развела пальцы. Дверца, словно движимая силой полтергейста, резко открылась. Свет переливался в волосах двух блондинов-собеседников, блестел на нежной женской шее, серьгах и подвеске в форме подков. Переливался на пуговицах рубашки и белоснежных зубах мужчины.

— Я вот думала-думала и не придумала, зачем ему их сводить?

— Мне как-то всё равно. Я надеялся, что Аристократ справиться с его-то опытом и ресурсами. У него столько унтов в подчинении было: экспериментируй — не хочу.

— Тебе-то что?

— План бы не пришлось менять. Я ж люблю стабильность, а от такой болтанки подташнивает.

— Приятно, что мы с тобой не такие мерзкие для роли надзирателей. Я бы сразу в расход пошла, а Малиота и Аристократа даже жалко.

— Ты бы могла их притянуть друг к другу. Ну…вместе они наверняка что-нибудь придумали.

Женщина хихикнула и, заливаясь смехом, прикрыла ладонью губы.

— Извини, не о том подумала. А если я ошибусь, ты со мной разделаешься?

— Ха-х, для тебя я подготовлю самый продуманный и виртуозный способ лишения жизни.

Женщина улыбнулась, нижняя губа подрагивала, а глаза были полны нежности.

— А я для тебя.

Они наклонились друг к другу и поцеловались.