На южном фронте без перемен
Шрифт:
За просвет между телом и землей начислялись штрафные очки. Гаджи лично контролировал первый этап, и я с удовлетворением отметил, что пехота уже заработала себе по паре «бананов». Таким образом, виртуальный результат нашего флагмана оказался лучше физического. Дойдя до рубежа окончания первого этапа, Кабан поднялся и понесся к контрольному пункту номер два, где дежурил прапорщик — специалист по технической части. Этап был скрыт от взоров почтенной публики, но вскоре мы увидели спортсменов, пыхтящих на третий рубеж, а в это время ползли к цели наши следующие номера. Правда, интерес к ним пропал, а зрители устремились к этапу номер три, где первые номера корпели над окопами. Пот катил с них градом, и я не сомневаюсь, что Кабан сто раз уже проклял эти соревнования, свое безрассудство, нас, войну и многое, многое другое…
На линии огня стояли желтые, хорошо заметные банки из-под турецкого масла, как я уже говорил, в изобилии разбросанные в данной местности отступившими боевиками. Урфин Джюс, в азарте организатора, даже агитировал за поездку в ближайший населенный пункт для реквизиции стеклянной посуды, которая великолепно разлеталась бы на кусочки при удачном выстреле, но Франчковский вполне резонно рассудил, что такое дело может стать последней каплей недовольства вышестоящего командования, которое и так постоянно грозилось сжечь, по примеру Александра Македонского, все обозы нашей великой части, и посоветовал не слишком наглеть. Урфин Джюс обиделся, но от идеи отказался….
После бега и рытья руки у солдат тряслись, и стрельба прошла из рук вон плохо. Да уж, не биатлонисты, конечно. Однако отстрелялись, и первые номера рванули на последний этап: метание саперных лопат и штык-ножей. В качестве мишеней избрали помеченные краской деревья — просто и удобно.
В еще теплые окопы опустились вторые номера. Они не копали тяжелую местную почву и их огневые успехи оказались на два порядка выше, чем у предшественников. Банки-мишени превратились в решето.
На четвертом, и последнем, этапе, где, кстати, дежурил именно Найданов, штрафные очки начислялись в трех вариантах: метнул, попал, но не воткнулось; метнул, но никуда не попал; не смог метнуть.
Было скромно, но радостно, что все мои подчиненные хотя бы попали в дерево. А Пятницкий, на которого я не поставил бы и ломаный грош, чисто случайно, но ухитрился воткнуть штык-нож как положено. Наверное, на него подействовало личное присутствие командира батареи.
У солдат Франчковского два ножа улетело мимо дерева — от излишнего усердия. Их командир помрачнел, искать штык-ножи в буреломе можно долго и безуспешно. Но за него беспокоиться не стоило: при необходимости он мог заставить своих солдат перекопать весь лес, но найти казенное имущество — по крайней мере, теоретически такое было возможно.
Когда последний участник соревнований вернулся на исходную позицию, а это был солдат Коли Лихачева, главный судья щелкнул секундомером и пригласил всех контролеров этапов на подсчет штрафных очков. Через несколько минут Андрей вернулся очень разочарованным — как оказалось, мы шли только третьими. Оставалась одна надежда на бокс — на нашего непробиваемого Андроида. Я поискал его глазами, и они чуть было не вылезли у меня на лоб — Андроид разминался! Сам, и без посторонней помощи.
Когда Франчковский принес боксерские перчатки, все обомлели. И ведь молчал, ничего не говорил, хотя спрашивали. Вот сюрприз так сюрприз!
Но это был не сюрприз — это было так, ерунда. Всю тонкость замысла я понял только тогда, когда в полуфинале жребий, (короткие и длинные спички в руках главного судьи), свел нашего боксера с представителем Франчковского. Конечно, он был на голову ниже нашего, но когда раздался свисток первого раунда, я понял, почему хитрый Франчковский так настаивал на боксе. Его парень явно посещал спортивную школу или, на худой конец, спортивную секцию.
Андроид попытался боковыми ударами с обеих рук ошеломить соперника, но тот легко ушел, увеличив расстояние, затем сам двинулся в контратаку, поднырнул под правую руку нерасторопного Андронова и врезал оппоненту в глаз. Наш боец не упал, но от активных действий отказался сразу. Теперь он только пытался защищаться. Профессионал кружил вокруг него как коршун. Вот он как будто бы подставился, и когда соблазненный Андроид попытался провести прямой удар, подловил его на противоходе и попал в челюсть. Раздались два вопля: Андроида и Найданова.
— Ты чего, гад, творишь!? — орал наш командир на Франчковского, — ты что мне моего андроида калечишь!? Ты мне нового достанешь!? Или этого отремонтируешь!? Прекращай бой!
Поединок закончился за явным преимуществом. Я был так зол и расстроен, что финал смотреть не стал — результат все равно был известен заранее.
О какой честной борьбе могла идти речь? (Ну, хотя, это же Франчковский! Сразу можно было бы догадаться, что у него по четыре туза в каждом рукаве).
Мои минометчики тоже сидели на пустых ящиках нахмуренные и злые. Я, ни на кого не глядя, заполз в кабину и закрыл глаза. Не открывая их, почувствовал, как на соседнее сидение опустился Найданов. Говорить не хотелось. Не хотелось даже тащится в третью роту получать свой ликеро-водочный «паек».
— Я видел Солоху, — прервал молчание Андрей, — он молчит, но так это не оставит.
— Я знаю, — ответил я и подумал — «Что-то будет…».
Следующее утро, как обычно, началось с ужасного вопля Франчковского, столь ясного, чистого и пронзительного, что казалось труба Судного Дня подымает навек усопших на последнюю разборку.
Мы с Найдановым сразу же побежали туда. У меня были весьма нехорошие предчувствия.
И точно. Франчковский орал как сирена. Одна из сторон его палатки была аккуратно надрезана, и видно, было, что через отверстие что-то вытаскивали.
— Наверное, наши черти утащили сахар и дрожжи у Франчковского, — шепнул мне на ухо Андрей.
— Да этот ротный вообще расслабился не по-детски, — также шепотом ответил я комбату. — Совсем мышей ловить перестал.
Однако, подойдя к визжащему и брызгающему во все стороны слюной лейтенанту, я понял причину, по которой он проспал все на свете. Изо рта ротного явственно шел до боли мне знакомый запах хорошего перегара.
— Ну и чего ты кричишь? — наивно спросил подбежавший чуть позже нас Коля Лихачев. — Что случилось? У тебя сахар с дрожжами сперли? Да?
— Может, это твои, — нашел, наконец-то, объект для наезда Франчковский. — Твои, да?
Однако пару секунд спустя он передумал, и повернулся к нам:
— Нет, это ваши. Это ваши, больше некому. Это минометчики… Вы уже превратились в настоящих мародеров, а теперь — в грабителей… Все. Пошли, посмотрим ваше хозяйство.
Вообще, это было, конечно, очень нагло. Командир соседней роты не должен проверять наше имущество. Мы ему что, подчиненные что ли? Однако и факт воровства был неоспорим, и, как не крути, это было серьезное ЧП. Я не сомневался, что Франчковский пойдет к командиру батальона, там подключится наш «любимый» замполит, «обожаемый» всеми моими бойцами старшина… Поганая будет история.