На запретном берегу
Шрифт:
Но теперь, шептал хозяин, перегнувшись к Конану через стол, эта зараза гуляет не только среди придворных — ее подхватила вся армия от военачальника до последнего солдата. Говорят, что больны даже королева Руфия и король Афратес, с некоторых пор совсем не появляющийся в городе. Власти запретили обсуждать эту тему, но с таким же успехом они могли запретить молоку убегать на огне. Последние дни кошмары стали сниться даже простому люду — мастеровым, купцам, землепашцам. Нельзя сказать, чтоб видения были так уж ужасны, но по описаниям походили на те, о которых рассказывала дворцовая челядь. И это не единственное, что предвещало грядущую великую беду. Повсюду кисло свежайшее молоко; огонь в очагах то и дело вспыхивал
— Говорят, принцесса теперь совсем не приходит в себя, бедняжка, — сокрушенно качая головой, шептал трактирщик. — Сутки напролет она мечется в бреду. Отцы города давно забросили свои обязанности, нам грозят безвластие и разбой.
— Так что же это все-таки за сны? — поинтересовался Конан.
— Ну-у… — протянул трактирщик. — У каждого они разные, — тут он отмахнулся большим пальцем, отгоняя нечистого. — Благодарение Мардуру, сны редко посещают меня, и наутро я их вовсе не помню. — Он снова понизил голос до свистящего шепота: — Но вот что повторяют все: в снах приходит колдунья. Кожа у нее бледная и чешуйчатая, как у змеи. Она ворожит над черным алтарем и смеется злым смехом. — Он покачал головой, всем своим видом изображая сокрушенное недоумение. — Лично я в это не верю, но находятся болтуны, которые врут на каждом углу, будто это возмездие свыше. Мол, королева Руфия принесла с собой в наш город проклятие за какие-то свои старые тайные грехи. — Он с преувеличенной осторожностью оглядел пустой зал, а затем сделал Конану знак наклониться поближе. — Да будет тебе известно, чужеземец, никто
в городе толком не знает, откуда родом наша добрая королева и кем она была прежде — прежде чем Афратес взял ее в свой гарем и возвысил до любимой жены.
— Гм, — только и сказал на это Конан, изумившись, как трактирщик легко обсуждает своих правителей с первым встречным. Это означало, что подобные слова можно было теперь услышать на каждом углу Баалура, и это не понравилось киммерийцу. Подавив желание разбить свою кружку о голову толстого сплетника, он отставил недопитое вино, бросил на стол серебряную монету и, распрощавшись с хозяином, вышел.
Очень скоро он обнаружил, что ноги сами несут его к главной площади, на которой высилась белостенная громада королевского дворца. Ведущие к площади улицы выглядели богато и сонно, словно греющиеся на солнышке старцы в парчовых одеждах. Редкие прохожие лениво брели по теневой стороне, спасаясь от полуденной жары. Глядя на эту мирную картину и ясное, синее небо над головой, с трудом верилось, что городу и в самом деле грозит какая-то опасность.
Однако во дворец, чьи узорчатые, в виде свившегося в кольца дракона, чугунные ворота всегда стояли распахнутыми настежь, попасть теперь было не так-то легко. Поднявшись на несколько ступеней перед решеткой, Конан взялся за большой дверной молоток и трижды стукнул по гулкому металлу. Вскоре за решеткой появился стражник с опухшим лицом и синими кругами под глазами.
Но прежде чем Конан успел открыть рот, стражник бросился открывать ворота.
— Ты тот, кого называют Конаном из Киммерии? — полувопросительно сказал он.
— Если знаешь — зачем спрашиваешь? — проворчал Конан, входя. Ему не понравилось, как смотрели на него трое других стражников, и еще меньше понравилось, как хищно лязгнул засов за его спиной. — Что-то я не припомню, чтобы мы встречались, парень!
— Следуй за мной, варвар. — Коротко кивнув, стражник повернулся и пошел вперед. — Я доложу ее величеству о твоем прибытии, — бросил он, не оборачиваясь.
Пройдя мощенной цветным камнем дорожкой сада, окружавшего дворец, киммериец вступил под своды прохладных залов, где каждый шаг отдавался гулким эхом под высокими расписными куполами. В самом сердце дворца его встретил пышной зеленью и журчанием фонтанов еще один сад, поменьше. Здесь росли диковинные для этой страны деревья с далекого юга, привезенные из Зембабве и Черных Королевств. Стражник оставил Конана у одного из фонтанов и ушел.
Киммериец недолго оставался в одиночестве. Вскоре навстречу ему выбежали две очаровательные девушки, чьи прозрачные шелковые одежды скорее обнажали, чем скрывали их прелести. Заставив Конана раздеться и войти в душистую воду бассейна (к удовольствию красоток, гость не слишком-то сопротивлялся), они тщательнейшим образом вымыли киммерийца и обтерли согретыми полотенцами. Оставив его отдыхать на низкой скамье с множеством подушек, девушки упорхнули и тут же вернулись с подносами, полными еды и вина. Они щебетали и смеялись, всячески развлекая гостя, пока он утолял голод. Служанки были обучены забавлять и доставлять удовольствие — и прекрасно это делали, но Конан чувствовал за их смехом тревогу и озабоченность, уже вошедшие в привычку, как чувствовалось нечто подобное и за суровым спокойствием стражи у ворот.
Изощряясь, девушки принялись кормить бронзовокожего гиганта с рук, а потом и из губ в губы. Только их игра начала принимать серьезный оборот, как голос, негромкий и немного печальный, заставил озорниц притихнуть и вскочить с места:
— Довольно, девушки. Вы славно развлекли нашего гостя, благодарю вас. Теперь ступайте.
Голос принадлежал королеве Руфии, неслышно вошедшей в сад и какое-то время наблюдавшей за веселой возней. Конан обернулся. Три прелестницы, взметнув шелка, послушно выбежали вон.
Что бы ни говорил толстый глупый трактирщик, всякий, глядя на королеву, понял бы, что она — потомок знатного рода. И Конан, один из немногих, знал, какого именно — одного из обнищавших княжеских родов Офира. Даже усталая и печальная, она все равно была прекрасна.
— Добро пожаловать, Конан. Много лет прошло с тех пор, как мы с тобой виделись последний раз.
За эти годы Руфия сделалась королевой, отметил про себя восхищенный Конан, настоящей властительницей. Простое шелковое платье словно обтекало ее статную фигуру, легкими складками ниспадая с гордых плеч, огненные волосы струились вдоль спины, перехваченные посередине золотым шнуром, мягкие ремни сандалий плотно оплетали маленькие ноги. Она была в самом расцвете своей красоты и власти, весь ее облик был исполнен истинно королевского величия. Она протянула старому другу обе руки, киммериец порывисто взял их в свои и поцеловал кончики белых пальцев. Женщина не высвободилась, а просто опустилась на подушки рядом с северянином.
— Твои странствия ничуть не изменили тебя, — проговорила королева. Она осторожно коснулась его щеки. — Разве что прибавилось шрамов.
— Ты как будто знала о моем приезде, — заметил Конан. — Во всяком случае, стража у ворот сразу впустила меня, хотя я видел этих молодцев впервые в жизни.
— Тебя опознать нетрудно, — ответила Руфия с улыбкой. — Я описала им тебя, велев пропустить в любое время дня и ночи, а два дня назад не выдержала и послала в Хорайю отряд на поиски Конана-киммерийца. Я слышала о твоей победе у перевала Шамлы и решила, что ты, должно быть, теперь военачальник короля Кумарры. Конан изумленно вздернул брови и рассмеялся:
— Долго же доходят новости в ваши края! Это случилось несколько лет назад! Я уж и забыл об этой службе. Но какое-то время я и в самом деле был главой хорайской армии.
Руфия кивнула и погрозила ему пальцем:
— Я все знаю про твои похождения! Мне рассказывали, что королева Жасмела очень благоволила иноземному военачальнику. Из этого я заключила, что она была попросту без ума от тебя.
Конан улыбнулся:
— Да, но ее благоволение было недолгим. Очень скоро я уехал в Туран, затем в Гирканию, а оттуда в Вендию. Потом побывал в пустынях Стигии и в Черных Королевствах…