На заре бодибилдинга. Юджин Сэндоу и его система
Шрифт:
Недоброжелатели и завистники, которых было у него немало на протяжении всей жизни, обвиняли его даже в том, что он был жиголо у богатых женщин и занимался мужской проституцией… Впрочем, это никогда не выходило за рамки глухих слухов и сплетен. Честолюбивый молодой человек мечтал попасть в «высшее общество», быть там признанным, стать настоящим джентльменом. Это желание стать респектабельным порой доходило до маниакальности, становясь поводом для карикатур и сатирических фельетонов в газетах. Но без сознательного мифотворчества, которое вскоре стало настоящей маркетинговой стратегией, это было бы невозможно. Будущее покажет, что Сэндоу это в полной мере удалось. Он смог не только попасть в самые высшие круги английской и американской аристократии, но и во многом стать «властителем дум», подлинной иконой стиля и примером для подражания миллионов почитателей по всему миру. Пожалуй, по степени влияния и узнаваемости его смело можно сравнить с Арнольдом Шварценеггером.
Для нас важно то, что в 1885 году, после разорения цирка, он оказался в Брюсселе и находился в очень стесненном финансовом положении. Там, в 1886 году и произошла встреча, которая стала для Фридриха Мюллера поистине судьбоносной. Впрочем, не менее важной была она и для Луи Дурлахера, известного атлета, тренера, владельца спортивного зала, выступавшего под псевдонимом Профессор Аттила. В книге Мерсера Адама она описывается так:
«Профессор Аттила в то время, о котором мы пишем, руководил гимнастической школой в Брюсселе. Знакомство Сэндоу с этим опытным
Сохранились интереснейшие записки Профессора Аттилы, находящиеся в крупнейшем исследовательском центре Техасского Университета в Остине – центре физической культуры им. Старка. Их можно изучить в оцифрованном виде на сайте центра по адресу:Они представляют собой альбом из ста сорока шести страниц с большим количеством журнальных и газетных вырезок, рисунков и заметок. Записки являются важным, практически единственным источником информации о ранних совместных выступлениях Аттилы и Сэндоу. Из старых вырезок можно понять, что выступления Сэндоу в то время мало отличались от демонстраций силы другими атлетами. До роскошного, лучшего в мире силового шоу с десятками ассистентов, эффектными номерами, живым оркестром, позированием в лучах прожекторов на вращающемся пьедестале было еще очень далеко.
Рис. 2. Профессор Аттила (настоящее имя – Louis Durlacher, 1844–1925 гг.)
Рис. 3. Скан из записок Профессора Аттилы, посвященный совместным выступлениям Аттилы и Сэндоу
Из воспоминаний и рассказов Дурлахера мы знаем, что их встреча произошла несколько иначе, чем она описана в книге Мерсера Адама. Фридрих пришел в спортивный зал Дурлахера устраиваться на работу уборщиком. Одного взгляда опытного тренера было достаточно, чтобы понять, с каким уникумом он имеет дело. Важно было заняться огранкой этого алмаза. Именно Аттила научил Мюллера системе упражнений с легкими гантелями. Он обучил его работе с тяжелыми весами и множеству силовых трюков, которые он либо придумал сам, либо узнал у великого циркового артиста Феличе Наполи, с которым работал в юности. В то же время, в 1887 году появляется и сценический псевдоним. Мюллер, по совету Профессора Аттилы, берет новое имя – Юджин (Eugen) и девичью фамилию матери, вероятно, имеющей русские корни, и переделывает ее на английский лад – Sandow.
Фридрих Вильгельм Мюллер исчезает навсегда – рождается Юджин Сэндоу (Eugen Sandow, англ.)
Союз с Аттилой был выгоден для обоих. Это был сплав молодости и опыта. Сорокадвухлетний, темноволосый, смуглый и коренастый мужчина с сильным, но не самым эстетичным телосложением и девятнадцатилетний голубоглазый, светловолосый и кудрявый юноша с фигурой молодого полубога создавали разительный контраст. Современники отмечали удивительную белизну кожи молодого атлета и почти иконописную красоту, женственность и мягкость черт лица. Это сочетание несочетаемого – стройной, мужественной, мускулистой и очень пропорциональной фигуры с ангельским лицом во многом стали ключом к огромной популярности Сэндоу. Скорее всего, именно Аттиле пришла идея превратить тело Сэндоу в полное подобие ожившей греческой статуи. Отсюда и подробные измерения пропорций скульптур, и интерес к греческим канонам красоты. Откуда возник этот интерес? О каких идеалах древнегреческой красоты идет речь? Давайте мысленно перенесемся в то время, семидесятые-восьмидесятые годы девятнадцатого века. Представления о красоте и здоровье были совершенно иными, чем сегодня. Многие врачи той эпохи искренне считали полноту признаком здоровья. И в социуме быть полным, дородным зачастую являлось признаком преуспевания. Это значило, что человек может позволить себе полноценно и много питаться, у него достаточно денег, чтобы не ограничивать себя в еде. Такой типаж Дюма-отца, жовиального толстяка, был весьма распространен в Европе. В Америке после ужасов Гражданской войны, напротив, процветал дендизм. Культивировалась даже некая феминность мужчины, его частое нахождение в домашнем кругу. Малоподвижный образ жизни считался нормой. Занятия спортом только входили в моду у аристократии и обеспеченных людей. Тем же, кто занимался тяжелым физическим трудом, было не до физкультуры. Атлеты того времени в подавляющем большинстве случаев выступали в цирках и ярмарочных балаганах. Это были крупные, очень сильные от природы люди. Об эстетике их телосложения не было и речи. На старых фотографиях мы можем увидеть слоноподобные фигуры знаменитых силачей той поры – Луи Сира, Франца Беньковского, Ганса Штеера… Трудно представить что-то более далекое от телосложения древнегреческих атлетов. Между тем потребность в новом мужском идеале была остра и в прямом смысле «носилась в воздухе». Можно говорить об определенном кризисе маскулинности, ставшем очевидным на рубеже восьмидесятых-девяностых годов девятнадцатого века. Он был всеобъемлющим, касался многих аспектов мужской идентичности. В том числе и отношения к здоровью, внешнему виду, моделям поведения в обществе, представлений о физической и сексуальной привлекательности. Отсюда и неизбежное в таких случаях обращение к истокам европейской цивилизации, новый всплеск интереса к Античности. Остановимся поподробнее на древнегреческом идеале мужской красоты.
Грекам в своих представлениях о социальной жизни было важно соединение качеств «красивый и добрый» (kalos k’agathos) – фраза, которая часто использовалась для описания аристократов. Эта связь внешности и поведения была основой для оценки характера человека в гармонии с его внешностью, уродливое телосложение означало безобразие в характере, и противоположное предположение было применено к красоте.
В стремлении продемонстрировать идеал kalos k’agathos греки проводили соревнования, очень похожие на шоу современного бодибилдинга, которые должны были определить и наградить спортсмена с наиболее совершенным телосложением. Хотя мало что известно о конкретных критериях оценки, похоже, что мезоморфный тип сложения был наиболее желательным. Мужчинам, чтобы считаться развитыми, было необходимо иметь телосложение с широкими плечами, развитой и выпуклой грудной клеткой, твердой талией, мощными бедрами. Однако древними греками даже для атлетов, которых судили по качеству их телосложения, большое внимание уделялось и характеру спортсмена, потому что развитие хорошего характера считалось главной целью самосовершенствования. Древние греки гордились всесторонним развитием человека, что у спортсменов сопровождалось и красивым телосложением.
Развитие физическое было неотделимо от духовного совершенства и высоких гражданских качеств. Эти мысли античных философов отзывались людям конца девятнадцатого века. Они во многом перекликались с популярными идеями «мускульного христианства», о котором мы подробнее поговорим позже.
Сэндоу, отчасти из-за своих детских итальянских впечатлений, отчасти под сильным влиянием Аттилы, решил превратить свое тело в живое подобие античной статуи. Для этого были выбраны упражнения, которые укрепляли те группы мышц, которые наиболее были развиты у античных атлетов. В первую очередь речь идет о мышцах брюшного пресса и особенно боковых мышцах живота. Также важно было хорошее развитие мышц плечевого пояса, межреберных и зубчатых мышц – при отсутствии чрезмерной гипертрофии грудных. Грудная клетка должна быть широкой, объемной, но при этом мощные пласты грудных мышц должны быть достаточно плоскими. Конечно, Аттила и Сэндоу старались максимально соответствовать древнегреческому канону атлетической красоты. Канон этот, созданный скульптором Поликлетом в пятом веке до н. э., постепенно менялся. У Лисиппа, великого скульптора четвертого века до н. э., он стал более изящным. Тело атлета стало стройнее, ближе к Аполлону, чем к Гераклу. Сэндоу в юности больше тяготел к типу «Апоксиомена» Лисиппа, в зрелые годы – к знаменитым «Дорифору» и «Диадумену» Поликлета. Если мы сравним известную фотографию Сэндоу в позе античного атлета (рис. 4а) и скульптуру «Эфеба из Антикиферы» (рис. 4б), то увидим много общего. Обе фигуры имеют значительное сходство, выражающееся в близком развитии определенных мышечных групп. К ним относятся развитые передние, задние и боковые пучки дельтовидных мышц, мощные широчайшие, формирующие более широкую верхнюю часть туловища и сужающиеся в подчеркнуто развитую талию с рельефными мышцами брюшного пресса. Их грудные мышцы тоже очень похожи. Симметрия является ключевым компонентом красоты и основой обоих идеалов. Хотя есть много близких черт в структуре тела и развитии мускулатуры, некоторая разница также очевидна. Два главных различия видны в развитии бицепса и предплечья. Они возникают как результат разной методики тренировки, поскольку Сэндоу часто использовал медленные и контролируемые движения с концентрацией внимания на этих областях.
Рис. 4, а, б. Слева – одна из самых известных фотографий Сэндоу в образе античного атлета. Справа – «Эфеб из Антикитеры», 340–330 г до н. э., Афины, Национальный музей археологии
Древние греки же не придавали первостепенного значения этим мышечным группам. Следовательно, это привело к тому, что Сэндоу развил более мощные бицепсы и предплечья. В целом, можно согласиться с выводами одной интересной работы, посвященной анализу телосложения Юджина Сэндоу и сравнению его с «греческим идеалом»: «Телосложение Сэндоу почти совершенно отражает идеал Древней Греции с точки зрения художественной формы и фигуры. Сэндоу точно воспроизвел вертикальную симметрию греческих фигур и развил ключевые области, которые явно подчеркнуты греческими художниками. С точки зрения визуального анализа и сравнения телосложения Сэндоу с греческим идеалом, представленным в лучших произведениях древнегреческого искусства, Сэндоу замечательно усовершенствовал режим тренировок, который позволил ему создать такой идеал» (Philomathes, «Eugene Sandow’s „Grecian Ideal“ and the Birth of Modern Body-Building», Kyle Cleveland Loyola University, New Orleans, A Journal of Undergraduate Research vol 2.1, May 2018).
Чрезвычайно интересны наблюдения о телосложении Юджина Сэндоу известного американского стронгмена и бизнесмена Алана Калверта – его большого поклонника, многократно бывавшего на выступлениях великого атлета. В 1932 году он посвятил целую статью своим впечатлениям о позировании Сэндоу и анализу причин его огромного успеха. Вот несколько любопытных отрывков: «Не будет неуважением к нынешнему поколению теноров сказать, что никто из них не принадлежит к классу Карузо; поэтому я не умаляю „мускулистых“ сегодняшних людей, говоря, что ни один из них даже не приближается к Сэндоу – ни по красоте формы, ни по его способности к позированию. Во-первых, у него была почти идеальная фигура. Кости ног, от колена до щиколотки, были немного коротковаты и располагались слишком близко друг к другу. Следовательно, икры его ног были лишены полноты, а ступни были довольно плоскими – расовая черта; очень немногие мужчины в Прибалтике имеют естественное развитие икроножных мышц по сравнению с теми, кто родился ближе к альпийскому региону. Однако Сэндоу был достаточно высоким, чтобы не выглядеть приземистым; его пропорции были почти идеальными; его голова была такой чудесной формы и компактной, что по сравнению с ней плечи казались широкими. Его лицо было действительно красивым. Сейчас вы прекрасно знаете, что красота лица заключается в форме и соразмерности его черт; и что строение лицевых костей определяет форму носа, бровей, челюстей и подбородка. Возможно, вы этого не знаете, но чем лучше выглядит ваше лицо, тем больше у вас шансов обрести красивое тело. Кости определяют пропорции; с определенным типом черепа вы более склонны к тому типу скелета тела, который поддерживает красиво расположенные и развитые мышцы. Есть и другие вещи, которые сделали Сэндоу превосходным в собственном телосложении: его голова почти идеально лежала на плечах; он перенес свой вес из таза на плечи. Это придавало торсу красоту линий; его бедра и икры не имели себе равных по форме – и он знал о внешнем виде тела больше, чем любой мужчина с тех пор. Когда во время его выступления поднимался занавес, на сцене было темно, за исключением ярко освещенного кабинета, в котором стояло что-то, похожее на статую греческого бога. Фигура зашевелилась, ожила и в течение нескольких минут выполняла серию поз, которые не только отображали каждую мышцу тела по очереди, но и давали несравненный набор изображений человеческого тела в лучшем виде. Очевидно, при позировании его идея заключалась в том, чтобы всегда „фотографировать“. Верно! Он подчеркивал одну мышцу за другой, но он никогда не делал одну часть чрезмерно выступающей; и не пренебрегал расположением и гармонией всего остального тела. Возможно, в тот момент он ощущал себя статуей, несмотря на все внимание, которое он уделял публике. Он, казалось, не искал аплодисментов и не останавливался, чтобы на них ответить… Этот человек был настоящим художником, а главное требование к художнику – хороший вкус. Я видел его демонстрации так часто, что знал каждый момент, когда он сменит позу и покажет свое тело в новом ракурсе. „Сильному мужчине“ повезет, если он получит аплодисменты, когда его позирование закончено. Сэндоу мог вызвать бурные похвалы так же, как их вызывал Карузо своими высокими нотами. Десятки мужчин говорили мне, что они ходили на его выступления раз за разом, чтобы увидеть позы Сэндоу, и уезжали, когда он начинал выполнять свои силовые трюки» («Eugen Sandow an appreciation» by Alan Calvert From Klein’s Bell, May/June 1932).
Я бы, пожалуй, закончил это небольшое культурологическое отступление словами доктора Гирина из «Лезвия бритвы» Ивана Ефремова: «…красота – это правильная линия в единстве и борьбе противоположностей, та самая середина между двумя сторонами всякого явления, всякой вещи, которую видели еще древние греки и назвали аристон – наилучшим, считая синонимом этого слова меру, точнее – чувство меры. Я представляю себе эту меру чем-то крайне тонким – лезвием бритвы…» Именно чувство меры до сих пор поражает нас в лучших старых фотографиях Юджина Сэндоу. Эта тончайшая линия между мощью и изяществом, мужественностью и мягкостью, брутальностью Геркулеса Фарнезского и утонченностью, даже изнеженностью Аполлона Бельведерского… Действительно, лезвие бритвы.