На заре тысячелетия

Муромцев Илья

– Привет, а Анжелина Васильевна у себя? – робко спросил я.

– Она пока занята, разговаривает с кем-то по телефону. А ты тоже выступаешь?

– Да, я ведущий.

– И я вроде как.

Мы немного помолчали и дверь открылась.

– Проходите, ребята, – торопливо добродушным голосом произнесла завуч.

На ее столе была разбросана куча разных бумаг.

– Вы ведь у нас ведущие?

– Да, – ответил я, уверенный в роли Алены.

– Это вам, – из кучи бумаг она нашла несколько листов, соединенных скрепкой, и вручила нам.

– А когда репетировать будем? – спросила Алена, пролистывая страницы.

– В понедельник в три часа дня общая репетиция. Только не опаздывайте.

Алена кивнула и быстро удалилась. Я решил зайти в зал еще разок. Елку наполовину нарядили. Вокруг все суетились, а на стене рядом с цифрой 2 появились три нуля. У выхода на моем пути встал Антон Геннадьевич.

– Алексей, ты мини-лыжи вернуть собираешься или планируешь их разломать за каникулы?

– Я их принесу. Могу сейчас до дома сбегать.

– Нет, я ухожу скоро. Сегодня ведь суббота.

Он немного подумал, покручивая опущенные кончики усов.

– Ты знаешь, где я живу?

– Нет.

– Улица Спорта, 66. Приходи сегодня часам к шести.

– Хорошо.

– Ты запомнил? Спорта, 66, к шести!

– Да, запомнил. Это не сложно, одни шестерки.

С каждым днем этот мир удивлял меня. Одно дело, когда дом историка находится на проспекте Ленина. Но учитель физкультуры, живущий на улице Спорта!..

Когда я вернулся домой, мама еще не проснулась. После ночных смен она всегда спала как убитая. Я закрылся на кухне, негромко включив магнитофон с новой кассетой группы «Руки вверх» – «Без тормозов». Чистил картошку и представлял, как моя подруга детства будет выглядеть в образе. Незаметно для себя начал подпевать на песне «Полечу за тобою».

Алена мне нравилась, но я давно с ней не общался. Она училась в параллельном классе, возле нее постоянно вились подружки. Да и вообще, как к ней подойти, что сказать?.. Я вспомнил про текст, который нужно было выучить. Поставил картошку вариться и стал читать. Слова были ужасно глупые. Увлекшись заучиванием, я не заметил, как картошка разварилась. Пришлось делать пюре. Перекусив, я оставил на столе кастрюлю для мамы. Рядом положил дневник, чтобы она взглянула на мои четвертные оценки.

Мне пришла идея прокатиться напоследок на миниках. Я взял с собой кассетный плеер, вставил кассету «Без тормозов» и погнал. Меня заела песня «Лучший парень» – то и дело останавливался и перематывал на начало. Батарейки в плеере сели. Я глянул на свои командирские часы и пошел к физруку. Жил он на удивление далеко от школы, чуть ли не на краю города. Я подошел к его домику. Свет не горел. Я позвонил в звонок – тишина. На улице стало сильно морозить. Спустя полчаса я околел и решил постучать в дом напротив, в котором горел свет.

Калитка открылась. Из-за нее выглянул пожилой мужчина в потрепанном синем пиджаке с погонами.

– Извините, я уже полчаса жду вашего соседа через дорогу. Можно у Вас немного погреться, а то до дома далеко, – продрогшим голосом сказал я.

– Парень, если ты планируешь меня обокрасть, знай: у меня ружье дома.

– Нет, я только немного погреться.

Он посмотрел на меня строгим взглядом и приоткрыл калитку. Мой поступок казался бесцеремонным, однако, если мне требовалась помощь, я не боялся обращаться за ней. Много лет назад, когда у моей мамы не было работы, мне приходилось стучать в двери и просить хлеба.

Мы поднялись по деревянному крыльцу.

– Разувайся, бери вон табуретку и садись к печке, – грубовато сказал он.

– А вы работали в милиции? – спросил я, поглядывая на его форму.

– В прокуратуре, по особо важным делам.

***

Мыслями он вернулся на десять лет назад.

По дороге в тюрьму несся милицейский уазик. Шел сильный дождь. За рулем сидел майор милиции, а рядом с ним прокурор.

– Ты мрачней сегодняшней погоды, – обратился к нему водитель.

– Юра, в этом деле ничего не сходилось с самого начала, – ответил прокурор, стискивая со злостью папку в руках.

– Славентич, опять ты за свое, как старая пластинка. У него нашли часы девочки, бабулька видела его вместе с ней. Что еще надо? И судимость у него была.

– Там совсем другое. Превышение необходимой самообороны, – бросил прокурор.

– Давай еще раз, чтоб тебе душу облегчить.

– Да что там говорить…

– Ты слушай. У него была смена, он сидел в сторожке. Ему девочка приглянулась. Он ее позвал и на колени посадил, а потом задушил и расчленил. Часики как трофей оставил. Группа крови на его одежде – ее. К тому же чистосердечное у нас есть.

– Мне-то не втирай! Знаю я, как вы чистосердечное выбиваете. Если у него нашли часы одной, то где вещи остальных жертв?

– Может, взять нечего было.

– Да брось! Казнить будем, не разобравшись как следует? Лишь бы отрапортовать в высоких кабинетах?

– Что ж ты самоотвод не взял?

– Не мог я. Пенсия уже не за горами. Жена лежачая.

Они подъехали к черным железным воротам. Во дворе их ждали врач, смотритель тюрьмы и представитель управления внутренних дел. Все поздоровались, пожаловались на погоду и вошли в здание. Потом спустились в темный глубокий подвал. От стен пахло плесенью. По углам – паутина. Кое-где лежала бесхозная арматура, валялись спинки и сиденья от старых стульев.

Прокурор первым вошел в покрытую ржавчиной дверь. За ней два человека из расстрельной спецгруппы стояли рядом с молящимся на коленях приговоренным.

Прокурор открыл папку и достал несколько документов.

– Артемьев Семен Викторович, встаньте.

Мужчина поднялся из мученической позы, выпрямив спину.

– Приговором Судебной коллегии по уголовным делам Р*** областного суда от 14 февраля 1990 года Вы, Артемьев Семен Викторович, признаны виновным по статье 102 пунктам «г», «з» УК РСФСР за умышленное убийство двух и более лиц, совершенное с особой жесткостью, с назначением исключительной меры наказания – смертной казни.

Как в лампочке при высоком напряжении, блеск в глазах приговоренного ярко сверкнул и погас навсегда.

– Здесь ваше место, а не мое, – сказал он.

– Исполнять приговор, – твердым голосам отдал приказ прокурор.

Приговоренный рванулся к закрытой железной двери, не желая принимать смерть. У входа его настигли две дубинки, но он не сдавался, даже зная исход. Внезапно прогремел выстрел.

– Ты охренел, мать твою! Его к стене надо было поставить. Нас же кровью забрызгало! – во весь голос гаркнул представитель УВД на палача.