На земле достаточно места (Сборник рассказов)
Шрифт:
– В этом году ты будешь выбирать, папочка?
Норман ласково улыбнулся.
– Вряд ли, детка.
Но все-таки это был год президентских выборов и октябрь, когда страсти разгораются все сильнее, а Сара вела тихую жизнь, пробуждающую мечтательность.
– Но ведь это было бы замечательно!
– Если бы я голосовал?
Норман Маллер носил светлые усики; когда-то их элегантность покорила сердце Сары, но теперь, тронутые сединой, они лишь подчеркивали заурядность его лица. Лоб изрезали морщины, порожденные неуверенностью, да и,
Поэтому его смутила и даже встревожила идея, которой загорелась Сара.
– Милая моя, – сказал он, – у нас в стране живет двести миллионов человек. При таких шансах стоит ли тратить время на пустые выдумки?
– Послушай, Норман, двести миллионов здесь ни при чем, и ты это прекрасно знаешь, – ответила Сара. – Во-первых, речь идет только о людях от двадцати до шестидесяти лет, к тому же это всегда мужчины, и, значит, остается уже около пятидесяти миллионов против одного. А в случае если это и в самом деле будет Индиана…
– В таком случае останется приблизительно миллион с четвертью против одного. Вряд ли бы ты обрадовалась, если бы я начал играть на скачках при таких шансах, а? Давайте-ка лучше ужинать.
Из-за газеты донеслось ворчанье Мэтью:
– Дурацкие выдумки…
Линда задала свой вопрос еще раз:
– В этом году ты будешь выбирать, папочка?
Норман отрицательно покачал головой, и все пошли в столовую.
К двадцатому октября волнение Сары достигло предела. За кофе она объявила, что мисс Шульц – а ее двоюродная сестра служит секретарем у одного члена Ассамблеи – сказала, что «Индиана – дело верное».
– Она говорит, президент Виллерс даже собирается выступить в Индианаполисе с речью.
Норман Маллер, у которого в магазине выдался нелегкий день, только поднял брови в ответ на эту новость.
– Если Виллерс будет выступать в Индиане, значит, он думает, что Мультивак выберет Аризону. У этого болвана Виллерса духу не хватит сунуться куда-нибудь поближе, – высказался Мэтью Хортенвейлер, хронически недовольный Вашингтоном.
Сара, обычно предпочитавшая, когда это не походило на прямую грубость, пропускать замечания отца мимо ушей, сказала, продолжая развивать свою мысль:
– Не понимаю, почему нельзя сразу объявить штат, потом графство и так далее. И все, кого это не касается, были бы спокойны.
– Сделай они так, – заметил Норман, – и политики налетят туда как воронье. А едва объявили бы город, как там уже на каждом углу торчало бы по конгрессмену, а то и по два.
Мэтью сощурился и в сердцах провел рукой по жидким седым волосам.
– Да они и так настоящее воронье. Вот послушайте…
Сара поспешила вмешаться:
– Право же, папа…
Но Мэтью продолжал свою триаду, не обратив на дочь ни малейшего внимания:
– Я ведь помню, как устанавливали Мультивак. Он положит конец борьбе партий, говорили тогда. Предвыборные кампании больше не будут пожирать деньги избирателей. Ни одно ухмыляющееся ничтожество не пролезет больше в конгресс или в Белый дом, так как с политическим давлением и рекламной шумихой будет покончено. А что получилось? Шумихи еще больше, только действуют вслепую. Посылают людей в Индиану из-за закона Хоукинса-Смита, а других – в Калифорнию, на случай если положение с Джо Хэммером окажется более важным. А я говорю – долой всю эту чепуху! Назад к доброму старому…
Линда неожиданно перебила его:
– Разве ты не хочешь, дедушка, чтобы папа голосовал в этом году?
Мэтью сердито поглядел на внучку.
– Не в этом дело. – Он снова повернулся к Норману и Саре. – Было время, когда я голосовал. Входил прямо в кабину, брался за рычаг и голосовал. Ничего особенного. Я просто говорил: этот кандидат мне по душе, и я голосую за него. Вот как нужно!
Линда спросила с восторгом:
– Ты голосовал, дедушка? Ты и вправду голосовал?
Сара поспешила прекратить этот диалог, из которого легко могла родиться нелепая сплетня:
– Ты не поняла, Линда. Дедушка вовсе не хочет сказать, будто он голосовал, как сейчас. Когда дедушка был маленький, все голосовали, и твой дедушка тоже, только это было не настоящее голосование.
Мэтью взревел:
– Вовсе я тогда был не маленький! Мне уже исполнилось двадцать два года, и я голосовал за Лэнгли, и голосовал по-настоящему. Может, мой голос не очень-то много значил, но был не хуже всех прочих. Да, всех прочих. И никакие Мультиваки не…
Тут вмешался Норман:
– Хорошо, хорошо, Линда, пора спать. И перестань расспрашивать о голосовании. Вырастешь, сама все поймешь.
Он поцеловал ее нежно, по по всем правилам антисептики, и девочка неохотно ушла, после того как мать пригрозила ей наказанием и позволила смотреть вечернюю видеопрограмму до четверти десятого с условием, что она умоется быстро и хорошо.
– Дедушка, – позвала Линда.
Она стояла, упрямо опустив голову и заложив руки за спину, и ждала, пока газета не опустилась и из-за нее не показались косматые брови и глаза в сетке тонких морщин. Была пятница, тридцать первое октября.
– Ну?
Линда подошла поближе и оперлась локтями о колено деда, так что он вынужден был отложить газету.
– Дедушка, ты правда голосовал? – спросила она.
– Ты ведь слышала, как я это сказал, так? Или, по-твоему, я вру? – последовал ответ.
– Н-нет, но мама говорит, тогда все голосовали.
– Правильно.
– А как же это? Как же могли голосовать все?
Мэтью мрачно посмотрел на внучку, потом поднял ее, посадил к себе на колени и даже заговорил несколько тише, чем обычно: