На зов тринадцатой могилы

Джонс Даринда

— Чего?

— Ну, — начала Куки, в чьих глазах сияли звезды, — Рейесу нравятся мои булочки с корицей.

— Ушам своим не верю! Ты изменяешь мне с Рейесом? И ты пекла ему свои знаменитые булочки с корицей, пока я торчала в аду и мечтала о возможности погрызть ногти на ногах, только чтобы хоть чем-нибудь заняться?!

Эмбер подскочила поближе.

— А еще она ему энчиладу готовила. Он обожает ее энчиладу.

— Кук! — В сердце вспыхнула такая боль, словно туда вонзили тысячи предательских кинжалов. — Все дяде Бобу расскажу!!!

День,

когда дядя Боб женился на моей подруге, навсегда останется в памяти позорным пятном. Лучшая подруга стала моей тетей, и это было не слишком приятно. В основном потому, что она не разрешала мне называть ее тетей Куки. Ну и ладно. Тратить силы на такие мелочи я не собираюсь.

***

Хотя в другом полушарии был рассвет, в Альбукерке царил поздний вечер. Мы заказали еду в пекарне «Голден Краун Панадериа», что было почти преступлением, поскольку посетителей там потчевали бесплатными домашними печеньками только за то, что они вообще пришли. Короче говоря, мы взяли по тарелке и пошли в главное помещение склада.

Общая зона выполняла сразу три функции: служила одновременно столовой, гостиной и комнатой отдыха (она же кухня). Не говоря уже о том, что один из углов был битком набит компьютерами, книгами и документами. Прямо как дома у Гаррета. Поэтому общая зона служила заодно и бизнес-центром, и штаб-квартирой. Слава богу, в помещении было тысяч десять квадратных метров, плюс-минус.

Стоило мне сесть и вонзить зубы в хлеб с зеленым чили из «Голден Краун», мой рот наполнился эйфорическим предвкушением. Я ведь не ела, на секундочку, сто лет! И именно в этот момент из комнат дальше по коридору послышался мужской голос. Тот самый мужской голос, который я прекрасно знала и обожала.

— Народ повально сваливает, — сказал голос, — и называют это массовым бегством. Я бы назвал эвакуацией, но моего мнения не спрашивали. Может быть, нам стоит…

Повернув за угол и заметив меня, хозяин голоса резко остановился. Гаррет Своупс. Охотник за головами, он же ученый и солдат армии Пип. При виде темной кожи и серебристых глаз мое сердечко затрепыхалось в груди.

— Чарльз? — обалдел Гаррет.

— Единственная и неповторимая. — Я встала и понеслась в уже раскрытые объятия.

— Что?.. Как? Когда?

— Ну, я вернулась. Понятия не имею. Пару часов назад.

— То есть ты просто… просто взяла и появилась?

— Вроде того, — ответила я и попыталась пожать плечами под весом обнимавших меня рук.

Когда мне все-таки удалось задрать голову, чтобы посмотреть на Своупса, он пялился на Рейеса с престранным выражением лица. Я оглянулась, но взгляд Рейеса уже был занят пиццей. Кое-как я выбралась из рук Гаррета, но ему резко нашлось, куда посмотреть. Ладненько. Разберусь с этими странными взглядами, когда мы с мужем останемся наедине. Мы дали друг другу обещание: никаких секретов. Вот и посмотрим, как он держит слово.

— Значит,

люди бегут с места преступления? — сменила тему я.

— Ага, — тут же встрепенулся Гаррет. — Федеральные шоссе забиты до отказа. А те, кто понахальнее, вовсю мародерствуют.

— Замечательно, — процедил Рейес, начиная злиться.

— Так что конкретно творится, ребята? В смысле как действует эта инфекция?

Черты Гаррета напряглись от беспокойства.

— Начинается, как обычный грипп, а потом все меняется. Как будто люди сходят с ума.

— Судя по записям и отчетам, которые я читала, — подключилась Куки, — люди думают, что у них внутри что-то есть, и причиняют себе вред, чтобы вытащить это что-то наружу. В конце концов они начинают вредить другим и не могут остановиться.

Резко вдохнув, я повернулась к Рейесу:

— Одержимость?

— Не знаю. Никогда такой одержимости не видел. Большинство одержимых понятия не имеет, что они одержимы, как бы ни убеждал в обратном Голливуд.

— Кто-то уже… — Я замолчала, не в силах даже думать об этом. — Кто-то уже умер?

Все резко заинтересовались чем угодно, кроме меня.

На мгновение я застыла, но сдаваться не собиралась:

— Сколько?

— Чарльз…

— Сколько из-за нас погибло человек?

— Мы не знаем, — сказал Рейес. — Шесть. Может быть, семь.

Я рухнула на ближайший диван со смутным чувством благодарности, что он тут стоит.

— Это все мы. Из-за нас умирают люди.

— Этого мы не знаем, — возразил Гаррет.

Зря старался. Когда правда смотрит тебе в лицо, ее трудно игнорировать.

— А мы уверены, что причина в адском измерении?

Куки встала и взяла со стола карту.

— Центры активности в основном сосредоточены здесь.

Она нарисовала здоровенный круг, куда вошла часть Альбукерке. И наш дом оказался аккурат посерединке.

— Я их вижу, — сказал подошедший Рейес.

— Что видишь?

— Границы адского измерения. Квентин называет его Мгла.

— Он тоже его видит?

Рейес кивнул:

— С крыши. Ад слегка темнее остального мира и постоянно растет. Причем быстро.

— Понятно. Но из-за чего заболевают люди?

— Это мы и пытаемся выяснить, — ответил он.

— Если измерение постоянно растет, — начала я, чувствуя себя так, будто в животе образовался шар для боулинга, — сколько нам осталось?

— Пока оно не проглотит весь мир? — уточнил Гаррет. — Мы не знаем.

— Каким образом смерть твоей мамы с этим связана? — повторил Рейес вопрос, который уже задавал.

— Не знаю. Духи не говорили, что мамина смерть как-то связана с тем, что происходит. Они говорили, что если я узнаю правду, то эта правда поможет нам остановить происходящее.

На меня обрушились сразу три голоса.

— Какие еще духи? — одновременно спросили Гаррет, Куки и Эмбер.

— Долго рассказывать. Скажем так, они были миролюбивыми.