Набат
Шрифт:
— Как ежели все, то и мы не отстанем, а самим нам начать не с руки. Непытанное это дело. Кто его знает, как обернется. Как бы вслед за Тимофеем не угодить.
Разные мысли и чувства владели людьми. Большинство сходилось на том, что помериться с хозяином силами — и время и случай самые подходящие. Выгорит дело — тогда и в дальнейшем можно будет смелее вести себя с ним. Некоторые не прочь были поозорничать, посмотреть, как хозяин начнет беситься, и были уверены в своей безнаказанности, если не станут наперед вылезать, а поглядывать на все из-за спин других. Были и противники затеваемой
В шишельной Петьку Крапивина сразу же поддержали те рабочие, которым он давал читать запрещенные книжки. Глядя на них, соглашались и другие, но при условии, если начнут бастовать литейщики. А Спиридон Самосеев плюнул, выругался и еще задолго до гудка принялся за работу.
Разговаривать с хозяином от имени всех рабочих вызвались Прохор Тишин, Нечуев и Петька Крапивин. Вагранщик Чубров посмотрел на них и неодобрительно качнул головой.
— Надо мужиков настоящих, а чего эти парнишки смогут? — указал он на Петьку и Прохора. — С ними хозяин и разговаривать не захочет. Давайте так лучше: Гаврюху Нечуева, меня и вот хоть Трофима Ржавцева. И ростом мы подюжее и годами постарше. Намного сурьезней дело пойдет.
Десятники видели, что рабочие о чем-то сговаривались, но стоило приблизиться к ним, они, умолкая, расходились, чтобы потом собраться опять и шушукаться.
— Чего это они?.. Об чем разговор?
Но отмалчивались даже и те, которым затея с забастовкой приходилась не по душе.
Прогудел гудок, а никто за работу не принимался.
— Оглохли, что ль? — крикнул Семен Квашнин.
Сдельщиков незачем понукать, они сами всегда стараются, чтобы минута зря не прошла, а за теми, кто на поденке, — только смотри: вместо того чтобы землю просевать да скарб собирать, они рады-радешеньки поволынить.
Но, к удивлению Квашнина, и сдельщики не приступали к работе. Одни сидели и покуривали у опок, другие бесцельно слонялись по цеху, заглядывая в модельную, в обрубную да в шишельную, а некоторые вышли во двор посидеть там на свежем воздухе. Только человек десять разложили свои инструменты, нагребли землю и принялись формовать, но то один, то другой рабочий, проходя мимо, задевал ногой за опоку, и разрушалась неокрепшая земляная форма.
— Ты что?.. Ты зачем это?.. Зачем портишь?..
— А ты зачем стараешься? Против своих идти вздумал? Все равно не дозволим.
Посильнее удар ногой по опоке — и обваливается земля.
Не зная, что делать, приказчик Минаков и десятники ушли к проходной ожидать приезда управляющего или самого хозяина.
Первым прикатил Лисогонов, и ему сразу бросилось в глаза скопление у ворот всего цехового начальства.
Узнав о случившемся, не заходя в контору, управляющий заторопился в литейную. Минаков и десятники шли за ним.
— В чем дело? — войдя в цех, строго спросил Лисогонов.
Рабочие поднялись с мест и молчали.
— Я спрашиваю, в чем дело? — повысил управляющий голос.
Нечуев, Трофим Ржавцев и Чубров подошли к нему.
— Так что, господин управляющий, рабочие требуют Воскобойникова вернуть, — проговорил Чубров.
— Что значит вернуть? Коляску за ним послать?.. Я его никуда не отправлял. Он — что?.. После праздников не проспался еще?
— Полиция арестовала его.
— А я тут при чем?
— Ну не вы, так сам хозяин пускай вызволяет. А пока Воскобойников не появится, работать не станем, — заявил Нечуев.
Лисогонов подернул плечом, метнул взгляд на одного, на другого из стоявших поблизости рабочих и отчеканил:
— Немедленно за работу. Считаю до трех...
— Это вы можете и до десяти сосчитать, а только ничего не изменится, — заметил Чубров.
— От пристава научился. Тот все горазд считать... — крикнул кто-то.
— Не трать, Чубров, слова попусту. Сам приедет — с ним и поговорим, а с этим чего язык обивать, — пренебрежительно махнул рукой Нечуев.
Управляющий понимал: чем больше он станет горячиться, тем хуже будет ему. Дело еще не бывалое, и решать его надо самому Дятлову. Конечно, хорошо было бы, не дожидаясь хозяина, навести на заводе порядок, но окриками и угрозами этого не достичь.
— Всем, кто будет работать сегодня, — двойная оплата пойдет. Десятники работающих перепишут. Ну?..
— Подождем, когда накинешь еще, — с усмешкой отозвался Нечуев.
Дятлов был озабочен недостачей людей в цехах: многие все же ушли, не польстившись на новые условия летнего договора, — и о том, что происходило на заводе, не мог даже подозревать. Приехал — и огорошили его неожиданной новостью. У него на заводе — забастовка. Это ли не срамота?..
Трудная задача была перед ним, и он терялся, опасаясь решить ее опрометчиво. Прикидывал так и сяк, и все выходило в ущерб самому себе. Лисогонов советовал немедленно разогнать всех и на некоторое время завод закрыть, чтобы потом набирать людей сызнова. Но об этом легко говорить, а что делать с заказами? Отказаться от них и платить неустойку? Когда и кого наберешь опять? Окажутся такие, что попадешь из огня, да в полымя. На уступку пойти, поехать к полицейским властям и сказать, чтобы Воскобойникова отпустили? Тогда рабочие и вовсе свою силу почувствуют. Уступишь на пядень, а потянут на сажень. Вот как обернуться все может.
Долго ходил из угла в угол по своему кабинету, но выходить ничего не мог. А время шло. Каждый час, каждая минута — в прямой убыток. Как в жизни все переменчиво! Давно ли за пятачок в день людей нанимал, и не счесть, сколько их еще оставалось, а теперь чуть ли не по полтиннику им отваливай, а они нос воротят да еще смеют свои условия выдвигать.
Но как ни поноси непокорных — проку от этого нет.
— Что же будем делать, Егор?
— Чтобы вам, Фома Кузьмич, свой престиж соблюсти — разогнать, — стоял на своем Лисогонов.
— А потом самому в трубу вылететь?
— Ну, так они завтра черт знает чего захотят. А как объявите, что завод закрыт будет, — увидите, сразу все присмиреют.
— Вот уже не гадалось, не чаялось...
В полицию главных зачинщиков передать? А остальные могут также потребовать, чтобы вернули их, как требуют сейчас вернуть Воскобойникова. Была на заводе полиция, и от этого лучше не стало.
В коридоре перед дверью хозяйского кабинета, ожидая распоряжений, стояли десятники. Управляющий увидел среди них Квашнина и набросился на него: