Наблюдатель
Шрифт:
– Похоже, артподготовка… Бородулин, как ты думаешь, пароход из Владивостока уже отошел?
– Не извольте беспокоиться, ваше благородие. Красные просто ничейную полосу пашут. Тишина - вот что плохо, когда стреляют, вроде как спокойнее.
За небольшим холмом в ста метрах от орудия, прикрывавшего дорогу к Владивостоку от красной конницы, бессильно лежал обнаженный мужчина и жадно ловил пропахший гарью воздух раскрытым ртом.
Глава 19
Максим Тумас Тибет, август 3359 г.
Адель Ларченко сидела в кресле, подперев кулачком подбородок, и смотрела за окно. Горы вдали покрылись синеватой дымкой, трава и деревья были неподвижны, воздух прохладен. Природа отдыхала.
– Когда он приходил, я становилась как взбесившаяся кошка, назло ему. Я кричала гадости ему в лицо, я готова была расцарапать его физиономию, а он просто стоял и спокойно улыбался, потому что видел этот концерт тысячу раз и наизусть знал, чем все закончится.
– Ты любила Ракшу Бамира?
– тихо спросил я.
– Любила. И ненавидела одновременно. Я все в нем ненавидела. Его уверенность, его круглые плечи, пухлые губы. Себя ненавидела за то, что не могла ему противиться. От него исходил какой-то животный магнетизм. Он прекрасно знал, что я не смогу сбежать от него, и обращался он со мной как с собачонкой. Знаешь, какая у него была поговорка? «Обращайся со шлюхой как с королевой, а с королевой - как со шлюхой».
– Почему ты молчала до сих пор? Может быть, мне удалось бы спасти Стефана Сайко.
– А меня ты спас бы? Или я могу подохнуть?
– Ракша никогда не учил тебя играть в шахматы?
– Учил, - удивилась Адель.
– А откуда ты знаешь?
– И как успехи?
– Маугли говорил, я способная, - ответила она с затаенной гордостью.
– Один раз даже его самого обставила. Взяла тайком учебник, времени не пожалела, проштудировала дебют какого-то грека (фамилию забыла). У Маугли глаза на лоб полезли.
– Какими фигурами вы обычно играли?
– Янтарным набором. Мои любимые, я всегда брала себе белые. На самом-то деле они желтые. И прозрачные…
Этими шахматами Ракша Бамир сыграл последнюю в своей жизни партию. Затем кто-то неведомый удалил с красивых фигурок отпечатки пальцев и все остальное вплоть до микрочастиц.
Фигуры так и остались там, в опечатанной комнате на своих местах, словно крошечные солнышки, переливающиеся янтарным блеском. Единственные свидетели, те, кто видел убийцу.
– Ракша хорошо играл?
Она улыбнулась, вернее, сделала не вполне удачную попытку. Губы разъехались по всем правилам, но глаза остались грустными, хоть и слегка потеплели.
– Маугли был помешан на шахматах. Как-то даже занял первое место в европейском турнире. Гордился этим, как мальчишка.
И все же последнюю свою партию он проиграл. Несчастный король, зажатый со всех сторон, и единственная трагическая в своей самоотверженности пешка. Нужно искать шахматиста. И не просто любителя, а того, что поставил на колени самого Маугли, призера европейского турнира.
Марк Бромберг объявил мне мат на тридцать втором ходу, красиво пожертвовав обе ладьи. Победа доставила ему истинное удовольствие. Он подобрел, обмяк и развалился в своем кресле.
– Спасибо, Максим. Честное слово, вы словно бальзам пролили мне на душу. С компьютером играть - все равно, что заниматься любовью по телевизору.
– А Стефан был хорошим шахматистом?
Он махнул рукой.
– Слона от пешки не отличал. Вот в теннис он играл как бог.
Инспектор Пак смотрел на меня устало и отрешенно. Он устанавливал место нахождения каждого в ночь перед убийством. Кроме меня и Адели, все мирно спали в своих номерах. И наверняка убийца тоже спал. Я был уверен в этом, так же как и в том, что блестящий план убийства созрел у него тут же, за считанные минуты.
– Мне придется переговорить с Аделью, Макс. Вы знаете, как я к вам отношусь, но… Убийство есть убийство. И еще, мой вам совет: перестаньте скрытничать. На Адель покушались два раза. Она знает что-то, опасное для убийцы. Если случайно она сообщила это вам, то вы - следующая жертва.
Я пропустил это мимо ушей.
– Скажите, инспектор, как вы объясняете две красных стрелы? На трассе убийца стрелял из винтовки. Почему он не воспользовался ею в коттедже?
Пак пожал плечами.
– Винтовка - громоздкая штука, трубку легче спрятать.
– От кого?! Кроме Стефана Сайко, здесь никого не было.
Он внимательно посмотрел на меня.
– Вы хотите сказать, что убийца не знал об этом? Он думал, что в коттедже вместе со Стефаном останется кто-то еще? Но тогда нужно вспомнить, кто был в вестибюле, когда вы собирались на поиски Адели. Тот, кого там не было, мог и не знать, что Сайко остается в коттедже в одиночестве.
Он повернулся и вышел из комнаты, а я смотрел на его сгорбленную спину, и в мозгу у меня пульсировал красный сигнал опасности. Кого не было в вестибюле? Или кто не мог быть в вестибюле?
Марк Бромберг был. Он как раз всеми распоряжался. И не просто распоряжался, а действовал умело, четко и решительно. Двое туда, трое сюда, бегом марш! Иза Бромберг инструктировала Матрешку. Приказ был вполне ясен: не пускать на территорию никого постороннего, кроме Адели Ларченко. С этим приказом Матрешка умерла смертью храбрых на боевом посту. Майю Борисову хотели оставить, все-таки ночь и гроза, но она резко воспротивилась, как-никак Наблюдатель.
Артур Кейси хотел ехать с нами, но уступил сердитому Ианну Ларченко, после чего ушел искать Изу и искал ее в грозе целых сорок минут. Но до этого мы все вместе исправно разговаривали, соглашались и пререкались в вестибюле, каждый из нас знал, где будут находиться остальные, и мог связаться с любым из соседей по маяку.