Наблюдая за Большой медведицей
Шрифт:
– Явился, рядовой… – раздался голос со стороны двери, парень дёрнулся. – Ты бы на пары прибегал с такой скоростью, – сурово произнес Эскимос. Обошел студента и сел за стол. Из окна на него моросил дождик. Но, казалось, преподаватель этого не замечал. Он сложил руки в замок, надел большие очки в черной пластиковой оправе, затем закурил, вопреки всем правилам пожарной безопасности. – Ты даже не представляешь, как я рад, что у меня появился шанс отчислить тебя, – улыбнулся Эскимос, – зачем пожаловал?
– Милош Аскольдович, я понимаю, что отношения
– Ты думаешь, я из-за наших междоусобиц попросил декана тебя в списки на отчисление включить? Бросьте, господин Покровский, мне семьдесят с копейками, неужели вы думаете, что я буду заниматься такой ерундой? – усмехнулся Эскимос. – Покровский, ты – лентяй! Лекции мои прогуливал. Да и учить ничего не хотел. Вот и результат… Теперь ты – в армии! – он радостно потер руки.
– Да, лекции иногда пропускал, но учил. Вы же на крайней пересдаче меня выгнали из аудитории, потому что я нечаянно непонятную закорючку в названии горной породы «горнблендит» написал! – не отступал Дарьян.
– Мы оба знаем, Дарьян, что эту, как ты выразился, закорючку, в этом слове ты написал неслучайно, – возразил Эскимос.
– А доказательства-то есть у вас? У меня почерк, в целом, такой…в закорючках, – пробурчал Дарьян.
– В любом случае, это признак твоей лени! – ответил преподаватель, – впрочем, у меня есть предложение, рядовой Покровский, как продлить твою жизнь в университете.
Дарьян достал банкноты из бумажника, приготовился отсчитать нужную сумму.
– Не понял?.. – протянул Эскимос.
– Речь ведь о деньгах пойдет? – спросил пока еще студент.
– На мороженку себе оставь, на эскимо, – вздохнул Эскимос и продолжил, – у меня есть предложение …
Спустя время…
Вечером того же дня Милош Аскольдович перезвонил Оленьке Петроградской и сообщил, что «засланец» дал добро на участие в походе. Имя его – Дарьян Покровский.
На следующий день…
Дарьян Покровский стоял у деканата, разглядывая списки на отчисление. По коридору несся Эдкевич, в руках он держал камеру. Следовал в, так называемую, фотолабораторию. Засмотревшись на девушку из профкома, Эдкевич влепился в Дарьяна. Тот выронил хот-дог сосиской вниз, кетчуп запачкал дорогие замшевые туфли. И это стало последней каплей в душевных терзаниях Покровского. «Воодушевлённый» предполагаемым отчислением и погибшими от нападения дешевого кетчупа туфлями, парень не пожалел красноречивых эпитетов, завершив гневный монолог фразой: «Конь педальный!».
Девушка, из-за которой разгорелся весь сыр-бор, не растерялась и сделала снимок дорожно-транспортного происшествия возле деканата геологического факультета. Кстати, чуть позже в одной из газет появится статейка с этим фото под заголовком: «Стипендии в России настолько маленькие, что студенты вынуждены бороться за еду».
– Извини! Засмотрелся! – сказал Эдквич, поднял булочку и сосиску, вернул в руки Дарьяну, – вот, возвращаю.
Дарьян в недоумении посмотрел на приятеля.
– Ой, прости! – Эдкевич выбросил хот-дог в урну.
– А туфли? – недовольно спросил Дарьян.
– Туфли тоже выбросить? – пошутил Эдкевич. Дарьян приподнял бровь.
– Извини, я почищу! – смутился Эдкевич.
– Замшу, от кетчупа и горчицы? – усмехнулся Покровский, – знаешь, сколько они стоят?
– Я подкоплю и куплю, – расстроился Экдевич.
– Ладно, забудь. Моим родителям наплевать, куда я деньги трачу. Хочешь извиниться – дам денег, сходишь в магазин и купишь мне точно такие же, – предложил Дарьян. Эдкевич согласно кивнул, а затем обратил внимание на список.
– О, да ты в армию собрался? – хмыкнул он.
– Ха-ха-ха! – разозлился Дарьян.
– Если серьезно, все из-за Эскимоса? – понимающе вздохнул Сергей.
– Его самого, – тоже вздохнул Покровский, – два курса с ним воюем и, наконец, его мечта сбылась – я в списках на отчисление.
– Повестка в армию уже пришла? – снова пошутил Эдкевич.
– Слушай, иди куда шёл! – рявкнул Дарьян.
– Да не грузись ты так! У всех же неприятности случаются в жизни! Вон, к примеру, вчера какой-то лихач на машине по луже проехал. Вся лужа – на мне. Потом бездомные чуть не избили, камеру в канализацию уронили, ещё и утка…– рассмеялся Сергей.
– Не скучно ты живешь, – протянул Дарьян, удивленно взглянув на Эдкевича.
– А если серьезно, что думаешь делать? – Эдкевич убрал улыбку с лица.
– Эскимос, – выдержал паузу Дарьян и направился с приятелем в сторону буфета, – предложил мне сделку.
– Сделки с дьяволом до добра не доводят! – хмыкнул Сергей.
– Он сказал, что если я хочу получить зачет по его предмету, то должен пойти в поход под руководством какого-то Романа Валенова, записывать все его «косяки», а по возращению, обо всем доложить, – рассказал Покровский.
– Стукачом, в общем, поработать… – протянул Эдкевич, остановился возле подоконника, положил камеру и присел завязать шнурки. Завязал, встал, камеру забыл и пошёл дальше. – Ну и чего ты грузишься? Отдохнёшь, еще и зачёт получишь! Ты ведь геолог, значит, как бы сказал ваш «древний» 85-летний декан, дух тайги течет по твоим венам и бла-бла-бла.
– Бла-бла, – ты камеру–то свою, где оставил? – заметив, что друг идет без своего любимого аксессуара, спросил Дарьян. Эдкевич похлопал зачем-то руками по карманам и рванул назад. Позднее Дарьян узнал, что с камерой этой случилась настоящая эпопея, связанная с уборщицей по фамилии Петровна, которая свято верила в то, что камеру на подоконнике оставил её покойный муж, бывший моряк. Кстати, дорогие читатели, Петровна – это та самая уборщица, которая работала у Куприянова в фирме. Когда Сергей успел прямо перед ее носом схватить свою забытую камеру с подоконника, она, крича «на абордаж!», бегала с веником за ним по коридорам факультета, стараясь отобрать «свою» технику.