Наблюдая за голландцами. Ниже уровня моря
Шрифт:
Хозяйка накрывает на стол, и Таня съедает втрое больше моего.
Итак, я захотел есть.
По мере приближения к центру Схевенингена все более ощущалась атмосфера большого курорта — сочетание старинных и супермодернистских зданий отелей, обилие дорогих машин и магазинов, а самое главное — полная невозможность найти место для стоянки. Наконец мы нашли парковку где-то на горе, совершенно на отшибе, километрах в полутора от ближайшего ресторана. Мы с Таней, поскольку у нас в этот день была годовщина свадьбы, пригласили Альберта на хороший обед, предоставив ему, как знатоку местности, выбрать ресторан. Он сказал, что такой торжественный случай следует отметить в ресторане на пирсе,
За столиком рядом с нами сидела тоненькая девушка студенческого вида. Перед ней стоял стакан чая и лежал огромный кусок торта — сектор, словно бы вырезанный из гигантской диаграммы. Плотно уложенная алая клубника была покрыта тонким слоем прозрачной и на вид очень сладкой сверкающей глазури. К торту подали крошечную вилочку, и казалось, что с такой вилочкой она не справится со своим тортом до вечера. Но ничего подобного! Она, помогая худеньким пальчиком, грузила, как сено на вилы, огромные куски и отправляла весь навильник в широко раскрытый рот. Ее спутник, рыжий паренек с крупными сиреневыми веснушками, смотрел на нее как завороженный.
Мы заказали горчичный суп по местному рецепту и жаренные в оливковом масле моллюски в тонкой сетке каких-то изысканных водорослей. У официанта, подошедшего нас обслужить, был такой вид, как будто он только что выпил стакан уксуса или потерял близкого человека, а может быть и даже скорее всего — и то и другое. Его тяжелое душевное и физическое состояние самым непосредственным образом сказалось на обслуживании — мы провели в ресторане два с половиной часа, постоянно пытаясь напомнить ему то об одном, то о другом, на что он с отсутствующим видом кивал и тут же забывал, погруженный в свои невеселые думы.
Огорчение этого глубоко несчастного человека передалось и нам. Мы бессмысленно теряли время, а в этот день было запланировано посмотреть и Гаагу. Я от нечего делать наблюдал за худой спиной какого-то господина в светлом костюме, с тонким седым венчиком на затылке. Он периодически что-то выпивал, что — видно не было, но, судя по браво откидываемому каждый раз локтю, что-то крепкое. Шея его постепенно наливалась кровью. Когда он наконец встал и твердой походкой пошел к выходу, я увидел, что он очень стар. Он перехватил мой взгляд, слегка развел руками и довольно прикрыл глаза — дескать, все мы грешны… Веки были пергаментно-тонкими, и под ними четко обрисовывались шары глазных яблок.
Наконец, раздраженные и уставшие, мы расплатились по счету и выбрались из этого ресторана. За это время заметно похолодало, поднялся пронизывающий ветер, и, добираясь до стоянки, мы порядком окоченели. Зато в машине было тепло и уютно, я включил музыкальный канал радио, и мы поехали в Гаагу.
КАК ЕСТЬ СЕЛЕДКУ
Как я уже говорил, Схевенинген практически является пригородом и гаванью Гааги, так что дорога в столицу была недлинной. Поставив машину недалеко от центра, мы пошли бродить. В этот день продолжались празднования, посвященные дню рождения королевы, все музеи были закрыты, чем я, честно говоря, нимало не огорчился — на музеи у меня уже не было душевных сил. Интереснее было просто бродить — Гаага оказалась защищенной от холодного ветра гораздо лучше, чем продуваемый с моря Схевенинген.
В этот день я впервые увидел воочию голландский способ есть селедку — Альберт мне рассказывал, но я не верил. Дело происходит так. Стоит голландец около селедочного ларька — там селедочный ларек выполняет ту же функцию, что сосисочные ларьки в остальной Европе. Так вот, стоит себе голландец (в описываемом мной случае — голландка) у ларька, в левой руке держит рюмку дженевера, а в правой — целую свежесоленую селедку, правда без головы. Он (она) держит ее за хвост. Затем правая рука с селедкой возносится высоко над головой, а левая с рюмкой начинает свой путь ко рту.
Я бы очень рекомендовал моим дорогим читателям, читая этот отрывок, повторять всю, так сказать, хореографию описываемого аттракциона. Дженевер можно заменить рюмкой водки, а вместо селедки вполне подойдет, скажем, ломтик копченого сала, такого, какое мастера были приготовлять поволжские немцы до того, как уехали в Германию, где теперь покупают копченое сало в супермаркетах. Супермаркеты, конечно, хороши в смысле предлагаемых удобств, но в изготовлении копченого сала не могут сравниться ни с Подлесным, ни с Марксом [1] , где к тому же варили превосходное пиво.
1
Подлесное, Маркс — места компактного проживания немцев Поволжья.
Итак, по мере выпивания рюмки голова все более запрокидывается, так что к тому моменту, когда выпит последний глоток, взгляд выпивающего обращен строго вверх — на висящую у него над головой и на какую-то долю секунды недоступную и манящую своей притворной недоступностью селедку. В этот момент правая рука плавно опускается, и селедка целиком исчезает во рту. Через несколько секунд рука вновь поднимается — но селедки уже в ней нет, только хвост и жалкий субтильный хребетик.
Я, не веря своим глазам, уставился на эту прилично одетую даму. Ее глаза на какое-то время остекленели, но потом она перехватила мой взгляд и, по-товарищески подмигнув и боднув в мою сторону головой — что, мол, завидно? — хлопотливо кинулась собирать разбежавшихся во время священнодействия детей. Задача не из простых, поскольку чуть ли не у всей ребятни на головах были надувные оранжевые короны.
Когда Альберт раньше демонстрировал мне этот способ поедания селедки (виртуально, разумеется, — в Швеции такой селедки нет), глаза его сверкали и лицо принимало довольно-таки хищное выражение. Но в этой даме ничего хищного не было — она совершала глубоко эротический и приносящий ей невыразимое наслаждение акт. Ритуал.
Вообще говоря, удивляться тут нечему. Селедка в Голландии священна. Собственно, с селедки и началась история процветания маленькой и обиженной природой страны. В четырнадцатом веке в Голландии ничего, кроме селедки, особенно и не было. Селедка на завтрак, на обед и на ужин. Но селедки было много. Чтобы рыбу продавать, надо ее потрошить и засаливать — в свежем виде не довезешь. Затраты труда были таковы, что ни при каком раскладе не окупались. И тогда некий хитроумный рыбак изобрел приспособление — нечто вроде маленького багра, с помощью которого можно было выпотрошить рыбу буквально за секунду. Хорошо, рыба выпотрошена. Нужна соль, нужны бочки. Много деревянных бочек, а где их взять? Леса в Голландии почти нет.
Опять выручило море — проклятие и благословение Голландии. Соль кораблями завозили из Португалии, где продавали ту же селедку, а лес — из Прибалтики. Так началась славная торговая история Нидерландов.
Мы погуляли еще немного по городу.
Тут и там попадались увеличенные в масштабе 25:1 копии дворцов и церквей, виденных нами в Мадуродаме, в частности правительственных зданий Битенхоф и Бинненхоф, где расположен парламент, а также известного Маурициус-музея. Центр Гааги красив и параден: Гаага наряду с Амстердамом — официальная столица Нидерландов. Вернее, официальная столица все же Амстердам, но в Гааге находятся резиденция королевы и парламент — старинное, похожее на огромную церковь с четырьмя башнями по углам здание. И как и везде, каналы, каналы — многие дома стоят по щиколотку в воде.