Наблюдающее Я
Шрифт:
Однако западная наука характеризуется расколом между священным и рациональным, что делает современную психотерапию намного хуже оснащенной для решения определенных проблем, чем те древние, примитивные версии, которым она пришла на смену. И сложность не только в утрате драматических эффектов плацебо. Проблема уходит глубже, затрагивая самые фундаментальные предпосылки западной мысли. Взгляд на реальность, характерный для Фрейда и для большинства современных теоретиков психотерапии, основан на научной модели физики и биологии XIX века, слишком узкой, чтобы охватить человеческое сознание. Поэтому некоторые источники наших страданий не могут быть обнаружены с позиций западного мировоззрения. Мы сталкиваемся с величайшими проблемами, требующими расширения нашего кругозора и дальнейшего развития науки.
Мистическая традиция имеет древнее происхождение. Устные учения, зафиксированные в «Упанишадах», буддийских сутрах и других источниках, созданных тысячи лет назад, свидетельствуют о том, что мистические учителя говорят на удивление сходные вещи в рамках самых разных культур. Заботясь об облегчении человеческих страданий, они полагают, что людям неведома истинная человеческая природа и потому их жизнь наполнена болью и пустотой. Мудрецы описывают путь, ведущий к иному, высокому уровню бытия, несравненно более желанному, чем тот, на котором большинство людей проживают свои жизни. Мистическая традиция не предлагает терапии в привычном смысле этого слова. Но достижение цели, которую ставит мистицизм, – опыта переживания реального Я – избавляет, как утверждается, человека от страданий путем устранения их источника.
Мистическая традиция занимает особое место, хотя ее часто и путают с религией. Дюркгейм предположил, что религия сформировалась у человеческих существ благодаря восприятию сакрального, высшей реальности, непостижимой с помощью обычных пяти чувств, но тем не менее доступной переживанию [2]. И религия, и мистицизм имеют дело с сакральной областью, но большинство культов склонны связывать высшую реальность с божеством, тогда как мистицизм связывает его с непознанным Я каждого человека. Последователи ортодоксальных религий часто пытаются как–то повлиять на поведение божества – умилостивить, угодить, получить его помощь. Мистическая традиция, наоборот, настаивает на равенстве: Я (реальное Я) = Бог. Если для мистицизма «Я = Бог» представляется формулировкой основной цели, то для многих религий подобный постулат звучит как богохульство.
Исторически деятельность мистиков протекала в религиозном контексте, так как и религия, и мистицизм связаны с восприятием сакрального. Однако мистический путь всегда отличался от обычных, повседневных религиозных практик. Например, странствующие монахи, которым были адресованы «Упанишады», не осуществляли индуистских жертвоприношений и прочих ритуалов, а выполняли особые практики, содержавшиеся в тайне и передававшиеся от учителя к ученику. Среди мирян монашество обычно считалось составной частью устоявшейся религиозной традиции, тогда как на самом деле монахи следовали учению, гласившему, что обычные формы данной религии и ее расхожие понятия – иллюзии, которые необходимо превзойти. Схожим образом действовали и монахи дзэн, осуществлявшие свою практику в контексте буддизма.
Западная культура зачастую не видит различия между религией и мистицизмом, что особенно заметно в психологической и психиатрической литературе. Это достойно сожаления, ибо мистический акцент на саморазвитии мог бы гармонично дополнять современную психотерапию. Мистическая традиция всегда имела дело именно с теми проблемами, которые современная психотерапия разрешить не в состоянии. Поэтому изучение мистицизма может быть полезным для более эффективного решения подобных задач и обретения мудрости, подобающей человеческим существам.
Смысл необходим человеку. Без него люди страдают от тоски, депрессии и отчаяния. К психотерапевтам чаще всего обращаются за помощью в устранении этих симптомов, поскольку люди сталкиваются со старением и смертью в контексте общества, начавшего осознавать возможность собственного упадка и исчезновения. На смену религиозному мировоззрению, обеспечивавшему определение смысла жизни, пришли взгляды научного мира, в которых проблемы смысла не существует. Какова цель человеческой жизни? Почему я есть? Большинство ученых говорят, что эти вопросы лежат вне компетенции науки или же просто некорректны, поскольку считается, что человеческий вид сформировался
Западная психотерапия едва ли способна взяться за присущую людям потребность в осмысленности, так как пытается понять клинические проявления с позиций научного материализма, для которого понятия цели не существует, а смысл – проявление случайности. Поэтому западная психотерапия интерпретирует поиск смысла как инфантильное желание, в котором проявляется зависимость ребенка от взрослых, страх перед собственной беспомощностью, или в лучшем случае, генетическая предрасположенность к интеллектуальному контролю – важное для выживания качество, сохраненное и усовершенствованное естественным отбором.
Какими бы складными ни казались подобные объяснения, они не слишком помогают детям и молодежи в поиске их жизненного пути, малоутешительны для людей, испытывающих тревогу в наш ядерный век, и уж вовсе бесполезны для тех, кто, будучи неспособен поверить в значимость жизненных целей, основанных на личном накоплении, не может найти смысл в бессмысленной вселенной научного эмпиризма и переживает отчаянье перед лицом приближающейся смерти. Этим вирусом заражены не только пациенты психиатров. Сами психотерапевты являются жертвами того же заболевания. В отрывке из статьи, помещенной в «American Journal of Psychiatry» 1 , сообщается об опыте группы психотерапевтов, в возрасте от 35 до 45 лет, большинство из которых обучались психоанализу. Участники встречи собрались для обмена опытом, как равные среди равных, однако вскоре сами превратились в психотерапевтическую группу, пытающуюся разрешить кризис, переживаемый каждым из участников.
1
Американский психиатрический журнал. – Прим. перев.
Изначально все участники были солидарны относительно целей вступления в группу. Осознаваемой причиной было стремление получить помощь в работе с определенной фазой развития – кризисом середины жизни, который они и сами испытывали. Здесь имеется в виду жизненная стадия, на которой человек приходит к осознанию того, что половина отведенного ему времени истрачена, и общий паттерн 2 , а также направление работы и личной жизни для него в целом ясны. К этому времени следует отказаться от защитных механизмов, характерных для более раннего периода, как то: безграничная вера в собственные возможности и уверенность в том, что тебе доступно все. Будущее представляется теперь конечным, детские фантазии либо уже воплотились, либо остались нереализованными, и человек более не чувствует, что времени достаточно на любые дела. Он теперь осознает, что энергия, умственные и физические способности будут убывать. Индивидуум вынужден думать скорее в терминах поддержания и сохранения своей жизни, а не расширения своего пространства. Проблема ограниченности отпущенного времени встает со всей остротой и всерьез начинается процесс оплакивания проходящей жизни [3].
2
Pattern (англ.) – модель, образец, структура. – Прим. перев.
На самом деле, такой депрессивный, покорный взгляд на собственную жизнь не является специфической особенностью этой конкретной группы. В психиатрии он считается стандартным и естественным. Американское руководство по психиатрии следующим образом подчеркивает современную «мудрость» подобной позиции:
Для тех, кто, достигнув пожилого возраста, накопил некоторую мудрость, смерть часто обретает смысл как закономерный итог жизни. Таким образом природа открывает дорогу новым поколениям и обеспечивает постоянное обновление. Меняются времена и обычаи, но старики устают от перемен и предпочитают тихо уйти со сцены, уступив эстафету молодым [4].