Начало конца комедии (повести и рассказы)
Шрифт:
Мы вошли в магазинчик, на дверях которого было написано: "Покупай! Дешево даю!"
Хозяин почуял необычных покупателей и скользнул навстречу.
– Мистер, моему другу нужна шубка, – перешел Адам на английский. – Какой размер у твоей любимой, дружище?
– О! Здесь говорят русски! – заявил хозяин. Прошу вниз, уведу подпол, там тихо, будет любой выбор, шубы великолепны, здесь берут все торгпреды – для своих начальников за океаном, отличный товар! Всего тридцать долларов штука!
– Это и есть дерибас? – спросила Пэн, она уже накидывала себе
– Да-да! – сказал я, делая Пэн страшные глаза.– Ад! – шепнул я. – Ради бога! попроси Пэн молчать! Пусть она здесь молчит, как рыба! Только объясни ей это на каком-нибудь малайском…
Он что-то сказал жене на непонятном языке. И Пэн послушно приложила пальчик к губам.
Хозяин, похожий на Де Голля габаритами своего носа, открыл люк в полу магазинчика, и мы полезли вслед за ним по шаткой лестнице в подпол, серьезно рискуя поломать шеи.
– Я не побоюсь сказать, – продолжал между тем Адам гнуть свою линию, – что в последнем романе одним махом двинул вперед весь повествовательный жанр, отважившись ради этого на мистификацию и запугивание читателя… Пэн, осторожно! Чертовски низкая балка! Послушайте, мистер, нельзя ли побольше света?.. Понимаешь, дружище, я пошел левее Фицджеральда и Флобера в желании околдовывать, в стремлении к волшебным чарам – это просто-напросто одно из качеств моей натуры, от которого я, вообще-то, когда-нибудь, возможно, еще и избавлюсь! Здесь как на корабле?! – воскликнул он, спустившись с последней ступеньки в тесный, забитый по самую завязку дерибасовскими шубами подвал.
– Ты потому нас сюда и привел?.. Да, возможно, когда-нибудь я излечусь от желания околдовывать читателя, но это будет еще не скоро, да, Пэн? Какой размер у твоей женщины?
– Один метр пятьдесят девять сантиметров, – сказал я сразу, потому что уже давно держал в потном кулаке бумажку, на которой были записаны габариты моей любимой.
– Сколько это в футах, дружище? – спросил Адам.
– О! это сорок шестой размер по европейским канонам, – вмешался хозяин. – Десять по-американски. Вот они! Это то, что нужно джентльмену! – и он пошел швырять мне шубы вместе с распялками, приговаривая:– О! это великолепные вещи! Мне вы можете верить! Я скажу вам то, что никому не скажу! Я вижу, какие вы покупатели! Вы настоящие джентльмены! И я скажу вам! Да, я майор Красной Армии! Ну, не сов сем Красной-я был в польской армии Народовой всю войну, да! Генерала Черховского, вы знаете такого генерала?.. О! его убили в четырех шагах от меня! Снаряд! Боже, что я только помню!.. Вот эти по двадцать пять! Но если вашей даме… сколько вашей даме? Тридцать?
– Немного больше, но выглядит она моложе, – сказал я.
– Тогда один черт! – по-майорски грубовато и откровенно решил хозяин. – Что тридцать, что сорок! Когда им перевалит за двадцать пять, то все уже один черт!.. Я прав, мадам? – обратился он за поддержкой к Пэн, потом вдруг испугался ошибки в своей оценке ее возраста и на миг обомлел или остолбенел.
– Конечно вы правы! – воскликнула Пэн с легкомысленностью молодости. – Мне здесь все ужасно нравится!
– Я очень рад, мисс! – расцвел хозяин. – Да-да! Бедный герой генерал Черховский! Такая смерть! Сколько будете брать, мистер? Если десять штук, то я сброшу десять долларов – только для вас!
– Сколько ты хочешь взять? – спросил Адам.
– Одну, – сказал я.
– Почему одну? – воскликнул хозяин с ужасом. – За океаном они стоят в два раза больше! Берите десяток! Вот, держите, но никому не показывайте любопытному! – и он сунул мне пачку ярлыков очаровательного вида с магическими словами "МИШЕЛЬ ДАНИЭЛЬ. ПАРИ ФРАНСЕ". – О, вы не знаете, что делать с такими тряпочками?! Я вас научу! Только это между нами! Их надо пришить кримпленовыми ниточками вот тут, ниже воротника… Берете десять?
– Мне нужна одна, – сказал я. – Пэн, помоги мне наконец выбрать подходящую!
– О-о-о! – проныл хозяин с сокрушенным видом и выхватил обратно прелестные "МИШЕЛЬ ДАНИЭЛЬ, ПАРИ ФРАНСЕ".
– Покажи на мне, какого она роста, – сказала Пэн.
– Представь себя без головы, – сказал я. – Она миниатюрная женщина, избалованная, черненькая, почти всегда носит брюки и никогда не поет.
– Вот эту! С белыми отворотами! – решила Пэн,– Ад, тебе нравится?
Конечно, дорогая! – согласился Ад. – Пошли наверх. Здесь очень душно. Здесь не Виа Витторио Венето, но здесь так же душно, как там.
– Ты про Рим? – спросил я, с огромным облегчением отдавая хозяину тридцать долларов: самое сложное дело моего последнего трехмесячного плавания оставалось за кормой.
– Да, Виа Витторио Венето – это роскошные магазины, космополитические отели и светские кафе – там происходит действие "Сладкой жизни". Отвратительное место!-объяснил Адам. – Ты купил превосходную вещь! В ней твоя любимая будет чувствовать себя превосходно, то есть свободно: она не будет бояться сесть на ступеньку в дансинге.
– Она у меня не робкого десятка,-сказал я.– Она сядет на ступеньку в дансинге даже в шубке из леопарда – не то что из дерибаса! Молчи, Пэн! Молчи! – сказал я, потому что Пэн опять собралась спросить о природе дерибаса.
– Поднимайтесь вперед! – приказала Пэн. – Я плевать хотела на свои мадридские тайны, но здесь лестница слишком уж крутая.
Мы поднялись вперед.
– Очень приятно было познакомиться с вами, майор, – сказал я хозяину на прощанье. – Я всем буду давать ваши координаты. Вы, действительно, настоящий джентльмен, майор!
– Так же, как и вы! – сказал майор.
Я вышел на улицу, испытывая великолепное чувство исполненного долга, свободы от мелких забот и любви к Адаму и Пэн.
Машина вынесла на какой-то огромный сухопутный мост, Нью-Йорк провалился вниз, казалось, мы летим на У-2 против ветра.
– В подвале ты что-то говорил о загадочном и колдовском в современной прозе, – напомнил я Адаму.
– Да, мы с Пэн верим в некий будущий союз науки с метафизикой под знаком искусств, – сказал Адам.
– Если точнее, то не искусств, а фантазии, – поправила Пэн. – Под радикалом фантазии, да, Ад?