Начало немыслимого
Шрифт:
– Ну что вы, господин Манштейн. В окопе всегда опаснее находиться, чем в штабе, кто с этим спорит. Просто майор Мозер был первым немецким офицером, попавшим к нам в плен с начала войны. Другим офицерам, знаете ли, здорово не везло. В пылу боя наши солдаты убивали их, несмотря на поднятые вверх руки и брошенное оружие. Особенно сильно недолюбливали летчиков. Их просто забивали касками и кулаками. Так вот, этот майор был очень сильно потрясен, что попал в плен к армии, которая по вашим собственным утверждениям начала войну «обутой в один сапог». Никак не мог поверить, что после Двины, Риги,
– Повторяю еще раз. Это была временная неудача и только. Попавшая в окружение дивизия была освобождена и затем продолжила свое наступление до самого Ленинграда. Надеюсь, этот факт вы не будете отрицать.
– Хорошо воевать, когда у тебя под рукой есть резервы, которые позволяют быстро решить возникшие проблемы. Особенно если они элитны и механизированы, как дивизия «Мертвая голова». У нас, к сожалению, тогда не оказалось под рукой резервов, и мы действительно были вынуждены отступить.
– И кто тогда проиграл? – высокомерно спросил Манштейн.
– Конечно же, вы, – коротко ответил Петров.
– Я?! – изумился Манштейн. – Ну, знаете ли, всему есть предел.
– Вы проиграли время, господин фельдмаршал, одну из главных составляющих любой стратегии. Мне ли вам говорить об этой прописной истине. Или в германской армии иначе? Из-за нашего контрудара и других боев местного значения ваш корпус потерял на Лужском рубеже целый месяц. А это был очень важный месяц. Ваши офицеры, взятые потом в плен, называли его месяцем обманутых надежд и были абсолютно правы. Без него не было бы августа, не было бы сентября. Когда ваш блицкриг приказал долго жить, и в результате началась затяжная война, закончившаяся вашим поражением, господин Манштейн.
– Если бы меня не перевели в Крым, я бы прорвал вашу оборону и взял бы ваш Ленинград, так же как взял Севастополь! – пыхнул обидой фельдмаршал.
– С Севастополем вам просто повезло, так же как повезло с захватом переправ через Двину. А потом везение прекратилось, и начались планомерные отступления. Не так ли?
– Стыдитесь, господин полковник! Взятие такой крепости, как Севастополь, вы называете везением?! Я трижды штурмовал его, и моя победа вполне заслужена… – Манштейн гордо вскинул голову, и на его мундире победно звякнул «Крымский щит».
– Вам повезло в том, что когда ваш десант высадился на южной стороне бухты, в штабе обороны города возникла паника. Если бы он провалился, вам бы пришлось долго собирать войска на четвертый штурм, и неизвестно, взяли бы вы Севастополь вообще, – возразил Петров.
– Так значит, Севастополь – это мое второе поражение в вашем понимании? – усмехнулся Манштейн, стремясь подчеркнуть разницу между мнением фельдмаршала и полковника.
– К сожалению, я никогда не был в Севастополе. О том, что там было, мне рассказал мой боевой товарищ, капитан Гаврилов. Он находился в крепости до конца и смог избегнуть плена, уплыв по морю на автомобильной камере. Второй раз мы встречались с вами позднее, в августе сорок второго года под Синявино. Куда вы прибыли после захвата Севастополя в звании фельдмаршала.
От услышанных слов кровь прилила к лицу Манштейна. Было видно, что эта тема ему была не особенно приятна.
– Вы не оригинальны в своем стремлении сделать из мухи слона. Под Синявино мои войска блестяще отразили вашу попытку прорвать блокаду Ленинграда. Мы удержали свои позиции и с большими потерями для ваших войск. Вы на каком фронте наступали?
– На Волховском.
– Ну, тогда о каком поражении может идти речь. Имейте совесть! – пристыдил Манштейн комдива, но тот и бровью не повел.
– Ваша победная реляция о боях под Синявино случайно не проходила цензуру в министерстве доктора Геббельса? Уж очень похожий стиль превращения черного в белое, – парировал тот.
– Вы забываетесь, господин полковник!
– Помилуйте, господин фельдмаршал. Как можно назвать победой провал стратегической операции, разработанной таким военным гением, как вы?
– Что?!
– Операция «Северное сияние», если я не ошибаюсь. Так она именовалась в ваших документах, захваченных нами летом сорок третьего года вместе со штабом подполковника Фрайбаха.
– Вы не ошибаетесь. Но здесь вы явно передергиваете карты. Осенью сорок второго мы просто разменяли равноценные фигуры и только. Мне не удалось взять Ленинград, вам прорвать его блокаду. Каждый остался при своих интересах, – упорствовал Манштейн.
– И вновь не могу с вами согласиться. Пытаясь прорвать блокаду, мы в первую очередь хотели спасти людей от голодной смерти, на которую их обрекли вы и ваш фюрер. Главная задача вашего «Сияния» заключалась в захвате Ленинграда и высвобождении большей части войск группы армий «Север». Именно их вам так и не хватило в качестве резерва в сражении за Сталинград и Кавказ, после которых стратегическая инициатива полностью перешла к нам. Так что о равнозначном размене не может идти и речи.
Не найдя достойных аргументов против слов Петрова, Манштейн только вздохнул от негодования и зло поджал губы. Его очень нервировал разговор с Петровым, и он решил переменить тему.
– Наш экскурс в историю несколько затянулся, господин полковник. Пора вернуться к нынешним делам. О чем вы хотели узнать, вызвав меня на допрос?
– Как источник стратегической информации вы не представляете особой ценности, господин фельдмаршал. Мы разгромили ваши войска в Шлезвиге. Благодаря успешным действиям моих солдат без боя занят Гамбург, переправы через Эльбу, а также состоялась наша третья с вами встреча. На этот раз очно… – впервые за весь разговор полковник позволил себе улыбнуться.
Вряд ли вы будете представлять интерес и для другого вашего знакомого – по Сталинграду, маршала Рокоссовского. А вот в Москве вас ждут с большим нетерпением. Как военного преступника, по приказу которого в Крыму и на юге-востоке Украины была применена тактика выжженной земли и погибли тысячи мирных людей. Русских, украинцев, евреев.
– Я солдат, я исполнял приказ верховного командования, – пафосно произнес фельдмаршал.
– Москва с нетерпением ждет ваших объяснений, господин фельдмаршал. Исчерпывающих и обстоятельных. Очень ждет, – Петров встал и, глядя в посуровевшее лицо Манштейна, добавил: – Прощайте, господин фельдмаршал. Думаю, в четвертый раз мы с вами вряд ли встретимся.