Начало пути
Шрифт:
Дети рядом весело обсуждали какие-то свои дела, постоянно дергали Ленайру, пытаясь выспросить что-то по поводу платья либо про бой в императорском дворце, где ее родители остановили убийц (конечно же, чурбаны-мальчишки, которые не понимали, какую боль причиняют ей их расспросы).
— Да замолчите же вы! — вскочил Мирл. — Неужели вы не видите, что ей не хочется говорить об этом!
Мирл всегда был излишне эмоционален, и его голос разнесся по всему залу. Взрослые стали оборачиваться, повисла неловкая тишина. Брат смутился, он никогда не отличался особой храбростью в отстаивании своего мнения. Он был тверд в нем, но отстаивать не умел, предпочитая промолчать и не ввязываться в споры.
Дед отвлек внимание
Подошел Джейр, кривясь в какой-то нелепой улыбке — то ли хочет рассмеяться, то ли зареветь.
— Хвастаешься своими подвигами, сестренка? — поинтересовался он.
— Джейр, прекрати! — попытался остановить брата Мирл.
— А что не так, братик? Она ведь так смело спряталась за портьеру. Понравилось смотреть, как наших родителей убивают?
— Я… — слова застряли в горле. Ленайра крепко стиснула кулаки, пытаясь не зареветь.
— Что ты? Дед говорит, что мы Герраи… ты не Геррая! Если бы ты была из нашего Рода, ты бы встала рядом с родителями и не позволила бы их убить!
— Ты идиот! — вскочил Мирл. Остальные дети испуганно глядели на перебранку, не зная, что сказать. — Что она, по-твоему, должна была сделать? Наши родители не справились, думаешь, она справилась бы?
— Конечно, нет. — Теперь уже Джейр смотрел на сестру откровенно презрительно. — Она же слабачка! Не Геррая! — Развернувшись на каблуках, он удалился.
Последние слова буквально подломили Ленайру. Чтобы не разреветься публично, она вышла из-за стола… Все, на что хватило остатков ее самообладания, — это покинуть зал неторопливой походкой с гордо поднятой головой. И только когда двери закрылись за ее спиной, она рванула по коридору, размазывая слезы. Ей хотелось спрятаться куда-нибудь, где ее точно не найдут. Никто не должен видеть ее слез. Она не слабая! Нет! Она больше не позволит, чтобы дорогие ей люди погибали у нее на глазах, а все, что она могла тогда, — беспомощно смотреть на это. А еще до боли хотелось, чтобы рядом был кто-то, кто поймет и поддержит, не будет обвинять во всех бедах. Слова брата, от которого ожидалась поддержка, ранили гораздо сильнее, чем девочка думала. Он сразу после гибели родителей стал смотреть на нее хмуро, перестал ей улыбаться… Потом заявил, что если бы она не убежала, то родители не отправились бы ее искать во дворце и не погибли бы. Тогда вмешался дед, а Мирл не поддерживал. Слышал, но промолчал… как всегда. Потом ободрительно что-то проговорил, но ей ведь помощь требовалась не потом, а в тот момент, когда ее обижал Джейр! Неужели Мирл не видел этого? Почему рядом нет того, кто заступился бы? Кто всегда поддержал бы ее и не оставил бы наедине с такой болью. Дед всегда занят, ему не до этого, он ищет убийц мамы и папы, и ему нельзя мешать, а Мирл молчит, только потом, наедине, утешает. Сегодня вот выступил, но то только потому, что рядом сидела Таша.
— Не хочу быть слабой, — шептала девочка, с силой растирая слезы по лицу и несясь, сама не зная куда, по коридору. — Не хочу быть одна. Не хочу.
Почему-то ее со страшной силой потянуло в подземелья, вход в которые показал ей недавно Мирл, пытаясь отвлечь от смерти родителей. Непонятно. Но девочке вдруг показалось правильным укрыться именно в них. Будь она не в таком состоянии, задумалась бы, откуда возникло такое желание, но сейчас ей просто хотелось спрятаться.
Вход открылся сразу, и девочка проскользнула в коридор, зажегся свет, и на лестницу она ступила без колебаний. Неведомый зов манил ее вперед, к той старой двери, которую в прошлый раз они с Мирлом так и не смогли открыть, но на этот раз дверь распахнулась от легкого прикосновения. Старые скамьи и зеркало на стене, шкаф, больше ничего.
Интерес поборол даже горе. Все еще всхлипывая, Ленайра подошла к зеркалу, чтобы с удивлением обнаружить отсутствие собственного отражения в нем.
Пройдясь мимо него несколько раз, пытаясь то взмахами рук, то кривляньем заставить зеркало все-таки выполнить свою прямую обязанность — показать ее, Ленайра вдруг заметила висящие на раме два небольших кулончика в виде идеально ровных шариков серебристого цвета. Висели они недостаточно высоко, чтобы она не смогла дотянуться до них, но достаточно, чтобы ей с ее ростом не удалось их снять со вбитого в раму гвоздя. Этот гвоздь вообще тут смотрелся как-то нелепо и чужеродно, к тому же он выглядел так, словно его не вбили, а он сам вырос из рамы. Да и кулончики эти…
Девочка старательно нахмурилась, пытаясь вспомнить, где такие видела. Вспомнила — лингвистические амулеты. Дед рассказал, когда она случайно заметила такой шарик на нем. Что он там говорил? Надо надеть такой кулон на носителя языка, и тот должен в нем ходить некоторое время, потом надеть этот кулон самому, и знание языка перейдет к тебе…
Стало интересно, что такая ценная вещь делает здесь, да еще аж две штуки. Дотянуться до кулонов получилось, но вот снять — никак. Попрыгав несколько раз, пытаясь сдернуть их с гвоздя и убедившись в бесперспективности стараний, Ленайра уселась на скамейку и с грустью стала рассматривать их, пытаясь придумать, как добыть хотя бы один. Зачем? Она и сама не знала, но чувствовала, что должна, даже ссора с братом и его обидные слова как-то отошли на второй план.
Вдруг девочка хлопнула себя по лбу. Попыхтев, придвинула к зеркалу скамейку, забралась на нее. Теперь достать кулоны стало легче… но тут скамейка покачнулась, девочка взмахнула рукой, ухватившись за один из кулонов… может быть, ей и удалось бы устоять, но гвоздь, на котором висели амулеты, вдруг исчез, один кулон упал на пол, покатившись куда-то, а вместе со вторым, зажатым в руке, девочка рухнула на зеркало, которое вдруг пошло небольшими волнами, и Ленайра словно упала в воду, даже испугаться не успела. Бант, платье, мелькнули ноги в нарядных туфельках, и вот зеркало снова застыло, отражая пустую комнату, ибо недавно вошедшей гостьи здесь уже не было… ее вообще не было в этом мире.
Спустя месяц после гибели мамы Алексей Коршунов сидел в углу просторного зала их недавно отстроенного особняка и наблюдал за гостями, которые произносили много красивых, но совершенно бесполезных слов. Воскресить маму они не могли, так какая польза от них? Леша снова вздохнул и огляделся. Дом… Как радовались они все вместе, когда наконец он был достроен. Мама весело водила его по всем комнатам, показывая, что и где будет стоять, демонстрировала ему детскую.
— Смотри, Леша, — смеялась она, — мы сюда поставим твою кроватку. А здесь можешь строить железную дорогу. Видишь, сколько места?
А потом… потом была та авария. Пьяный водитель за рулем, крик мамы, отбросившей сына в сторону… это последнее, что запомнил Леша из того дня. В больнице, где ему сделали перевязку — он сильно ударился коленями, когда его оттолкнула мама, — папа сказал, что мамы больше нет. Мальчик не плакал, просто сидел весь день, уставившись в одну точку. Папа даже боялся, что он не сможет выйти из этого состояния.
Похороны, поминки — все промелькнуло как миг, не оставив в памяти почти никаких следов. Да и что может запомнить семилетний мальчик, погруженный в свое горе? Но дети быстро забывают плохое, и уже вскоре Леша снова начал интересоваться игрушками, стал выходить с отцом на прогулку. Но вот эта годовщина… месяц со дня смерти… наверное, папе не стоило устраивать поминки в доме, на виду у сына. Снова нахлынули воспоминания и печаль.