Начало великих свершений… (другая версия)

Орлов Борис Львович

Неделю назад двое солдат, виновных лишь в том, что избили торговца вином, ломившего непомерную цену за свою кислятину, получили по семь лет крепости. А тут, похоже, пахнет расстрелом. Фюрер ласкает новоприобретенных граждан, стараясь поскорее сделать из них немцев. Это правильно и разумно, но ребята из нашей дивизии…

— Обер-лейтенант, прошу Вас, отойдемте на минутку.

Мы отходим за танки, и я тихо говорю ему:

— Послушайте, Дитц. Я понимаю, что моя просьба насквозь противозаконна, но нельзя ли как-нибудь отпустить этих ребят. Ну, в конце концов, что такое пара приконченных «лягушек», по сравнению с рыцарями СС?

Обер-лейтенант бурно протестует. Во-первых, это не «лягушки», а граждане Рейха, во-вторых, изнасилование — тяжкое преступление, в-третьих, перед законом все равны.

— И потом, господин оберст, я просто не могу их отпустить. Мэр вызвал полицию, он начнет жаловаться, а тогда — прощай погоны…

— Ну, дружище, если дело только в этом, — я открываю бумажник. Не густо, но кое-что есть. — Вот Вам триста пятьдесят рейхсмарок. Больше

у меня нет, даю слово. А с г-ном Рено я сейчас все улажу. Договорились?

— Да, конечно, — в его голосе звучит сомнение, — но только если Вы, герр оберст все уладите с мэром…

Я подхожу к человеку, который с важным видом стоит впереди толпы.

— Господин Рено?

Он гордо кивает. Достаю их кобуры «Лахти», приставляю ко лбу мэра, нажимаю на курок. Ну вот: нет человека — нет проблемы!

Толпа с визгом отшатывается. Ко мне с обалдевшим видом бежит обер-лейтенант Дитц.

— Спокойно, обер-лейтенант. Как герой России и штаб-офицер дружинных войск я вне Вашей юрисдикции. Арестовать меня может только СД. Можете подать на меня рапорт, в котором укажете, что я убил британского шпиона и тайного еврея. Шарфюрер Буш! В машину, марш. Ты — на броню. Всего наилучшего, обер-лейтенант!

Отъехав от Сент-Мари-дю-Монт километров на пять, я вновь останавливаю роту, строю личный состав и объявляю обоим «героям» по три наряда вне очереди. Думаю, что этого с них достаточно, для поумнения…

— Герр оберст, разрешите обратиться?

— Что? Ты думаешь, Буш, что я зря влепил вам наряды?

— Нет, герр оберст. — он мнется. Мы знаем, что Вы дали за нас деньги. Мы вернем. Если не сможем сразу, то по частям.

— Пошли прочь, обезьяны. Ваши дурацкие башки не стоят и трех пфеннигов. А если я дал что-нибудь сверх этой цены, то только потому, что у меня слишком доброе сердце… и еще я думаю о ваших матерях…

Оберштурмфюрер Вилли Хенске. Труа- Царицын

Я что скажу: " Змей Горыныч" конечно танк великолепный, но вот "Лавр Корнилов" это вообще, нечто! Размером он поменьше, и не так внушительно выглядит как «ЗГ», но зато превосходит он эту громадину по всем параметрам: во- первых, броня за счёт уменьшения размеров толще. Во-вторых, дизель вместо карбюраторного двигателя. В — третьих, экипаж меньше, а значит общее время реагирования уменьшается, да и скорость- выше, пушка- мощнее. То, что требуется хорошему танкисту, чтобы стать и неуязвимым, и смертоносным для врага. Так что правильно Сева мне присоветовал его за командирскую машину взять.

Мы поначалу стояли возле Труа. Небольшой такой городок, типично французский провинциальный. Там на полигоне свежепостроенном новую технику осваивали, и я в свой «Корнилов» влюбился как в женщину прямо. Целыми днями из него не вылезал, всё привыкал, изучал, экипаж свой дрессировал. Прикидывал, как такое чудо техники наилучшим образом использовать в бою. Поверите- чуть ли не трактат написал по тактике действия, это я то, со свой средней школой провинциальной, университетов не кончавший. А самое интересное, что тетрадка наша попала к нашему командиру дивизии, в которую мой пятьсот второй батальон входил. И результаты этого оказались очень неожиданными для меня. Короче, вызывает начальство в штаб, а как раз накануне Макс прилетал, дружок мой из люфтваффе. Он то уже до оберстлейтенанта дослужился. Отдельной эскадрой стратегических бомберов командует, у них «Адлерангрифф» в полном разгаре идёт, и то сказать. Каждый день над нами моторы гудят. Самолёты тучами на канал идут. Ну, словом, посидели мы с ним и с ребятами моими в городском кабачке неплохо тогда. Как он свой самолёт повёл назад- ума не приложу… А утром меня будят: приказ немедля явиться в штаб. Встал кое-как, башка трещит, глаза красные, как у вампира. Ну, кофе, естественно, горячий. Позавтракал. Привёл себя в порядок, сел в «лоханку», поехал. Добрался когда, там уже сам Штайнер, командир «Викинга» ногами топает, что я так долго добираюсь. Ну, я ему представился. Он тетрадочку мою извлёк, на стол положил и ладонью по ней похлопал. Мол, твоё сочинение? Я не отпираюсь, виноват, мол. Мой труд. Каюсь, грешен. А он заулыбался, молодец, говорит. Побольше бы нам таких умников… Не понял я вначале, к чему бы это. Достаёт командир из стола пакет здоровый такой и на стол кладёт, мол, открывай. Взял я его, клапан отодрал. А там предписание: весь мой пятьсот второй убывает завтра в Россию, в Царицинские лагеря на боевое слаживание, это первое. Командиру батальона присвоить звание гауптштурмфюрера, то есть, мне, любимому. Третье, и самое главное, мой пятьсот второй батальон будет развёрнут на месте, то есть в Царицыне до полка. Поплохело мне сразу. Я к батальону ещё не привык, а тут сразу полк… А командир сидит, улыбка до ушей… Ну, я человек военный. Раз приказано, значит исполняем… Приехал назад, послал за новыми знаками различия и дал команду к дороге готовиться. Ребята меня даже поздравить не успели, сразу за дело принялись: надо ведь и технику к погрузке приготовить, и хозяйство собрать, и всё остальное. Словом, пахали эти сутки как проклятые, но всё успели, хоть и торопились. Как положено, в девять утра под погрузку на железнодорожную станцию прибыли и на платформы всё поставили. Сами по вагонам расположились, ради такого случая нам классные вагоны выделили. Распределились мы по купе, паровоз свисток дал и тронулись мы потихоньку через Францию, Рейх, Польшу бывшую, в Россию. Ребята мои нервничают, сразу видно, хоть и союзники мы, но страна это огромная и загадочная, мало кто что знает про неё. Вот и волнуются.

Один я радуюсь, мне то что? Я уже там бывал, знаю что к чему. А если честно, то предвкушаю пиво с раками. Полюбил я это дело. Ну, границу Рейха пересекли, едем. На остановках нас цветами закидывают, все улыбаются, приветствуют покорителей Франции. Мы обустраиваем свой походный быт, потому что ехать нам долго, не одну неделю. Вот и Промышленная Зона началась. Любуемся на неё через окна. Красиво и величественно: гигантские стройки, колоссальные корпуса новых заводов и фабрик, трубопроводы, линии высоковольтных энергетических сетей. Ночью небо озаряется беспрерывными вспышками электросварочных аппаратов, работающими круглосуточно. Толпы военнопленных поляков и французов, голландцев, бельгийцев и англичан роют котлованы, возводят стены предприятий, прокладывают дороги и провода. Вся Промзона представляет собой невообразимых размеров строительную площадку. На редких остановках нас облепляют торговцы местными товарами, в основном это продукты с их огородов и полей. Наконец мне попадаются долгожданные раки. Покупаю у мальчишки целое ведро здоровенных чёрных красавцев, которые недовольно шевелят усами и бегу в своё купе. Мои попутчики недоумевают. Я отряжаю денщика раздобыть пива у наших интендантов а сам направляюсь на кухню, где приказываю вскипятить ведро воды. Наконец вода закипает, и я высыпаю добычу в кипяток, приплясывая от нетерпения. Вскоре панцири краснеют, закуска готова. Сливаю воду, беру красавчиков и бегу в купе. Там уже дожидается пиво. Высыпаю раков в тарелку и с наслаждением отламываю первую клешню, делаю огромный глоток холодного пива… Небесное наслаждение! У моих попутчиков квадратные от изумления глаза, я улыбаюсь про себя, затем чищу парочку краснопанцирников и объясняю, как правильно надо употреблять этот деликатесный продукт. Вначале все пробуют с опаской, затем входят во вкус и вскоре ребят не оттащить и за уши от стола. Бедный денщик уже совершил четыре ходки за пивом. Наконец все отваливаются с раздутыми животами и блестящими от сока щеками, но довольные. Такого они никогда не пробовали. На следующей остановке сметаем всех раков, какие только были в продаже, а ещё через одну уже весь наш состав наслаждается пивом и варёными раками, только осколки панцирей успевают выносить из вагонов. Ко мне пристают с вопросами. Что ещё вкусное есть в России. Торопливо вспоминаю, что можно организовать, но как назло, ничего в голову не приходит. Шучу, что приедем- сами разберётесь, мол, то что нравиться мне, вы можете и не понять, ребята. Все понимающе кивают, потому что видели, с каким аппетитом я уплетал настоящие блины, а нашим они не глянулись. Непривычно. Вскоре въезжаем в Россию. На одном из перегонов устраиваю шутку: кидаю раков в ведро с водкой. Теперь их не отличить от варёных, такие же красные. Выхожу покурить в коридор и приказываю денщику прибраться в купе. Через минуту слышу дикий вопль- раки протрезвели и начинают шевелиться. Бедный солдат испуган до глубины души. Весь вагон веселиться.

Эх, всё-таки лето, лучшая пора года! Приятно ехать, когда тепло. Часовые не мёрзнут, танки льдом не покрываются, солнышко светит. Раз стояли на перегоне почти час, ждали, пока путь освободиться, успели искупаться. Вода- как парное молоко, тёплая. Хорошо жить на этом свете, ребята!.. Неожиданно получаю письмо из дома. Там всё отлично. Приятно получать радостные известия. Мне завидуют хорошей завистью. Мой старик, оказывается, оказался востребован. Его тоже направляют в Россию. Он будет в каком то учебном заведении читать лекции по тактике авиации Великой войны. Возможно, что мы и встретимся…

Наш эшелон останавливается на небольшой станции, поломка паровоза. Выясняю у коменданта что будем стоять не меньше двух часов, пока его не починят. Разрешаю ребятам выйти из вагонов и размяться. Сам просто гуляю по станции. Меня привлекает огороженное колючей проволокой пространство, за которым толпятся молчаливые люди. Это переселенцы. Поляков так много, что несмотря на прошедшее с завоевания страны время их по прежнему вывозят на освоение Сибири целыми эшелонами. Подхожу поближе. Тут же возникает хмурый монах из охранных частей, но разглядев мои знаки различия СС молча отдаёт честь и исчезает в темноте. Подхожу почти вплотную: женщины, дети, старики. Мужчин не видно. Они все на стройках. Затягиваюсь сигаретой и неожиданно слышу приятный женский голос, обращающийся ко мне на ломаном русском:

— Не будет ли так любезен пан угостить сигаретой?

Молча лезу в карман кителя и достаю пачку сигарет, протягиваю через проволоку. Тонкие пальчики аккуратно извлекают одну, но я впихиваю всю пачку. Видно, что женщина молода и красива. Она торопливо кивает в знак благодарности. Зажигаю спичку и подношу к её сигарете. Та торопливо прикуривает и затянувшись отрывает свой взгляд от огня. Переводит его на мои эмблемы и вдруг глаза её округляются и она отшатывается в ужасе, разглядев мои молнии на петлицах. Но я успеваю ухватить её за рукав и не отпускаю. Откуда ни возьмись появляется давешний монах.

— Что случилось, геноссе?

— Ничего страшного. Всё нормально.

Он косится на девушку. Осветив её застывшее в ужасе лицо фонариком, затем кивает:

— Ну-ну. Только поосторожнее.

Опять уходит. Я успокаиваю её.

— Я не русский. Танкист. Немец.

Ощущаю, как та немного приходит в себя и выпускаю её рукав. Стоим оба молча и курим. Она жадно, одну за одной, я просто стою и смотрю. Она красива. Очень красива. Никогда не видел такой красоты раньше: огромные глаза, тонкие правильные черты лица. Слышу гудок нашего паровоза и неожиданно сам для себя лезу в полевую сумку, достаю блокнот и пишу свою полевую почту и имя. Протягиваю ей листок и говорю: