Начинающий блоггер или месть бывшей жены
Шрифт:
— Надеюсь, я не сильно помешала?
— Что вы, что вы, Людмила Константиновна. До вашего появления здесь, ровным счетом, ничего интересного не происходило, — ответил Самородов. Мое кресло располагалось как раз напротив него, поэтому я очень надеялась, что слой профессиональной штукатурки скрыл краску, что прилила к щекам после его слов. — Что же вы, Людмила Константиновна, на работу не ходите? Вот, говорят, прогуливаете?
— И отчет финансовый не подготовили, — рядом раздался голос моего ряженного, в чужой помаде мазанного.
— Даже так! — возмутился Александр
Так, что-то пошло не по плану. Брюшко довольного Щольца нависло над моей головой. Зря надеешься, муженек, с кресла ты меня не выкорчуешь. Хоть пыхти, хоть не пыхти.
— Этот вопрос, Александр Дмитриевич, я и пришла решить с Эдуардом Владславовичем.
Самородов перевел взгляд на Шольца. Потом внимательно так посмотрел на меня.
— А не пойти ли нам с вами перекусить, Людмила Константиновна?
Да что же это такое?! То перекурить, то перекусить! Я сегодня вообще уволюсь, нет?
Так и хотелось сказать: "Не ем. Бросила".
Самородов, не дожидаясь моего ответа, встал, обошел стол, подал мне руку. Ну, тут уж как отказать высшему руководству.
— Людмила Константиновна, я жду вас в своем кабинете, — вставил свои пять копеек Шольц, как раз в тот момент, когда Александр Дмитриевич открывал передо мной покосившуюся дверь.
— Всенепременно. Надеюсь и Виктория, эээээ, — как же, рыба моя, батюшку твоего звать-величать? — составит нам компанию.
Виктория издала какой-то шлепающий звук. Казалось, что она прилагает всевозможные усилия, чтобы раскрыть рот, но под тяжестью губ он сразу же захлопывался. Шлеппп, шлеппп.
Сколько же любопытных носов собралось около конференц зала! Интересно, какого развития событий они ожидали? Увидеть кулачные бои? Ну, еще не вечер! Всяко может произойти.
Вызванный лифт, как назло, долго не ехал. За это время мимо нас успела пролететь Виктория на своих двадцати сантиметровых ходулях. Ничему жизнь человека не учит. Ну, только же сейчас своей буферной зоной пол протирала. Удивительно, что еще не отскочила на таких то подушках.
Следом шел недовольный Шольц. Всячески игнорируя мое присутствие, он протянул руку Самородову. В этот момент приехал лифт, мы вошли в кабину, а Эдуард Владславович так и остался стоять с протянутой рукой.
— Да, не нервничай ты так, Мила, — по-доброму сказал Самородов.
Конечно, конечно. Осталось только мандраж унять и нервный тик левого глаза. Хорошо, что он стоит от меня по правую сторону, а то подумал бы чего.
Наконец лифт отворил перед нами двери, выходящие в главный холл. Охранник Николай решил сегодня выслужиться, не иначе. Распахнул перед нами двери, выпуская на улицу.
Фух, глоток свежего воздуха.
Вот, и дыхательная гимнастика пригодилась. Ждем, когда подъедет машина Самородова и дышим. Дышим и тогда, когда, сдавая задним ходом, около нас остановилась знакомая машина и из нее вышел мой Зурбэн. В смысле, не мой Зурбэн, а просто Зурбэн. Все, можно больше не дышать.
Маленькие женщины созданы для любви
— А ты знаешь, когда я стану вооооот такой, то мы поженимся, — такими словами
— А тебе лет то сколько, мелочь?
— Я не мелочь. Мне уже десять. Мама говорит, что большие женщины созданы для работы, а маленькие для любви.
— Так, ну ладно, женщина, топай домой. Горшок пищит.
На тот момент мне было пятнадцать лет, а Кузнецовой Людмиле шел одиннадцатый год. И последующих три года я на себе испытал все тяготы первой любви. Сильной, пылкой, на какую только возможно сердце маленькой девочки.
В общем-то, тяготы этой любви легли не только на меня, но и на хрупкие плечи моих подруг. Людмила не церемонилась ни с кем. Чего только стоили сброшенные с балкона водяные бомбочки, не говоря уже о разрисованных сердечками дверях и анонимных звонках на домашний телефон.
Впервые я посмотрел на Людмилу более внимательным взглядом, когда ей исполнилось пятнадцать. К этому моменту она уже достигла и даже опередила ту метку в росте, которая ознаменовала нашу скорую женитьбу.
На тот момент я учился в институте, не особенно удачно, к слову. У родителей появлялся набегами. У меня были другие, собственные интересы, которые и стали камнем преткновения между мной и знаниями. Так я проучился еще год, потом, не сдав сессию, взял академический отпуск, чтобы сохранить за собой место.
Мила, а именно так теперь она просила ее величать, прожигала свой семнадцатый год жизни. Она осталось все таким же метром в прыжке, но теперь этот метр был округлен в нужных местах, владел копной волос и мог напрочь смести тебя одним взмахом длинных ресниц. Иногда я ловил себя на мысли, что и сам с радостью бы обстрелял бомбочками этот нескончаемый табун ее кавалеров.
После академического отпуска чуда не случилось. Учеба пошла совсем под откос, поэтому, натянув кирзачи, побрив наголо неученную голову, я отдался со всей прытью службе отчизне.
Армия дала мне многое. Так как я неплохо разбирался в технике, служба моя проходила за баранкой машин, перевозящих громкоголосых генералов. Когда ты на столько близко находишься к таким людям, хочешь не хочешь, обрастаешь влиятельными знакомыми.
Спустя два года дембель с сухпайком и фотоальбомом в руках вернулся домой. Узнал, что мама Милы, Екатерина Васильевна умерла, не дожив до рождения внучки всего лишь месяц. Мила с мужем и новорожденной Светой живут в ее квартире. И все у них складывается хорошо.
Я встречал несколько раз Милу на лестничной площадке, иногда видел ее сидящей на детской карусели — в одной руке ребенок, в другой учебник по высшей математике. Мужа ее я вообще никогда не встречал.
Через год Мила со своей семьей переехала жить к свекрови. Квартира была продана, деньги были пущены на открытие своего дела, которое прогорело.
На тот момент я уже организовал небольшую фирму, занимающуюся строительством частных домов под ключ. У меня была сформировавшаяся сработавшаяся бригада. Да и клиенты всегда были. Хорошо, все таки, живут наши генералы.