Нацистская оккупация и коллаборационизм в России, 1941—1944
Шрифт:
Обширные фонды государственного архива Смоленской области включали в себя документы с начала XVIII века. Как констатировал руководитель осмотра доктор Шпеер: «В Смоленской области, насколько возможно судить, потери церковных книг в результате революции и войны незначительны, так что в отношении населения этой области имеются необычайно полные материалы» 164.
Арестованный советскими органами государственной безопасности заведующий архивным бюро г. Смоленска И. А. Морозов показал: «Часть наших сотрудников работала в непосредственном подчинении сотрудников штаба Розенберга» 165.
К оценке имевшихся трофейных материалов
Оккупанты занимались вывозом наиболее ценных документов из смоленских архивов в течение всех двух лет оккупации… Так, в январе 1943 года в Прибалтику и Германию были отправлены архив канцелярии смоленского губернатора (40 погонных метров), акты смоленского губернского правления (570 п. м.), церковные книги (240 п. м.) и многое другие — всего 5 железнодорожных вагонов, набитых целиком. Оставшиеся материалы предполагалось вывести позднее. В сентябре 1943 года были приготовлены к отправке в немецкий тыл 38 грузовых автомашин с архивными документами. Однако успешное наступление Красной Армии сорвало эту акцию 166.
В Смоленске, в церкви Авраамиева монастыря, находился архив Октябрьской революции. Среди послевоенных советологов он, находящийся сейчас в США, известен как архив смоленской партийной организации. Согласно отчету сотрудников оперативного штаба «Рейхсляйтер Розенберг» от 15 июня 1942 года, архив достался нацистам практически целиком. В советский тыл не был эвакуирован даже каталог. В Вильнюс, а затем в Германию отправились 1500 погонных метров документов, а также вагон русских рукописных книг XVI–XVII веков.
Те документы, которые по той или иной причине не заинтересовали оккупантов, использовались для так называемых «хозяйственных нужд». Так, в Ямбурге (Ленинградская область) большинство архивных документов было использовано немецкими солдатами в качестве топлива зимой 1941–1942 годов, в Брянске ими заваливали канавы на дорогах, чтобы не буксовали машины 167.
В Новгороде первый осмотр архива, находящегося в Духовской церкви, был проведен сотрудником «Штаба Розенберга» фон Крузенштерном 4 декабря 1941 года. От отметил, что «очень большой архив размещен в подвале и на четырех этажах церковного здания. Архивные дела аккуратно перевязаны, надписаны и расставлены на полках» 168. В этом архиве находились не только новгородские материалы, но и документы из Старой Руссы и Тихвина, а также почти полный архив из Пскова.
Повторное тщательное обследование новгородского архива было осуществлено 11–30 октября 1942 года доктором Моммзеном. Он оценил его полный объем в 5000 погонных метров, среди которых часть приходилась на исторический архив Ленинградской области. Наиболее ценная часть сохранившихся фондов объемом 150 кубических метров была вывезена в четырех полных вагонах в Ригу 10 ноября 1942 года. К их вывозу имели непосредственное отношение первый бургомистр Новгорода Василий Пономарев и шеф «русского гестапо» Борис Филистинский.
Наибольший ущерб Российским архивам был нанесен там, где с немецкой стороны их оценку проводили профессиональные архивисты. Так, в Таганроге старший лейтенант вермахта Озе, по образованию архивист, собрал в одном месте не только все архивные документы, но и книги из всех библиотек города — более 100 000 томов.
Однако коллаборационистская «новая русская администрация» всячески стремилась показать, что в условиях немецкой оккупации архивы функционируют также, и даже лучше, чем до войны, и выполняют возложенные на них задачи. Так, в смоленской газете «Новый путь» 7 декабря 1941 года вышла статья «Архивы города». В ней население извещалось о том, что «еще 26 августа управление города приняло меры к сохранению архива. В настоящее время они приведены в порядок и начали свою работу. По метрическому архиву выдано за сентябрь 58 справок, за октябрь — 107, а в ноябре — 117. Запросы населения на выдачу различного рода справок постепенно увеличиваются» 169. Но данная работа являлась лишь куцей маскировкой германской оккупационной политики, направленной на планомерное уничтожение и разграбление культурных ценностей нашей страны.
Судьба российских архивов, оказавшихся на оккупированных нацистами территориях, трагична. Многие документы оказались безвозвратно утерянными, уничтоженными. Часть из них и по сей день находится за рубежом, в том числе и в странах, которые были союзниками Советского Союза в годы Великой Отечественной войны. Вывезенные в Германию, они оказались боевыми трофеями Великобритании и США и не были возвращены в Россию. При решении вопросов о реституциях этот факт необходимо помнить и учитывать.
Сотрудники министерства пропаганды III Рейха и их руководитель Геббельс отлично осознавали ту роль, которую могут играть в идеологической обработке населения различные произведения культуры и искусства. К российской же интеллигенции отношение со стороны гитлеровцев было самое циничное и прагматичное. За редким исключением нацисты считали ее сохранение в России временным явлением, — до конца войны Германии против Советского Союза.
Те представители российской интеллигенции, которые были привлечены нацистами для работы в школах, учреждениях культуры, административных структурах не представляли самостоятельной политической силы. Под жестким контролем нацистских оккупационных властей они выполняли поставленные захватчиками задачи.
Нацистская оккупационная политика в области культуры и искусства осуществлялась по нескольким направлениям. Наиболее ценные памятники материальной культуры оценивались и вывозились на территорию Германии в качестве военного трофея; там, где это было сделать невозможно, они уничтожались; представители творческой интеллигенции России прямо или косвенно использовались в качестве пропагандистов идей национал-социализма и антикоммунизма. Советское сопротивление, используя доступные ему силы и средства, делало все, чтобы не допустить духовно-нравственного разложения русского населения.
Примечания
1 ЦГАИПД. Ф. 0-116. Оп. 9. Д. 133. Л. 12.
2 АУФСБНО. Д. 1/7242. Л. 65.
3 ГАБО. Ф. 2608. Оп. 1. Д. 6. Л. 10.
4 Речь. 1942. 15 марта.
5 Речь. 1942. 17 мая.
6 ЦГАИПД. Ф. 0-116. Оп. 1. Д. 131. Л. 17.
7 Там же.
8 ГАБО. Ф. 2521. Оп. 1. Д. 1. Л. 8.
9 Ивлев И. А., ЮденковА. Ф. Оружием контрпропаганды. С. 262–278.
10 Словарь поэтов Русского Зарубежья. СПб, 1999. С. 285.
11 АУФСБСО. Д. 3792. Л. 108.
12 Словарь поэтов Русского Зарубежья. С. 314.
13 АУФСБПО. Д. 4926. Л. 34.
14 Словарь поэтов Русского Зарубежья. С. 110.
15 СРАФ УФСБСПбЛО. Д. 46436. Л. 34 об.
16 За Родину (Псков). 1943. 12 ноября.
17 За Родину (Псков). 1943. 11 декабря.
18 За Родину (Псков). 1942. 16 мая.
19 АУФСБНО. Исторический фонд. Д. 54. Л. 34.
20 СРАФ УФСБ СПБЛО. Обзорная справка по архивному делу № 41-485, на Филистинского Бориса Андреевича, 1905 г. рождения, уроженца г. Ставрополя. Л. 220.