Над вольной Невой. От блокады до «оттепели»
Шрифт:
26 января 1935 года Сталин подписал постановление Политбюро о высылке на 3–4 года из Ленинграда на север Сибири и в Якутию 663 «зиновьевцев». По этому же решению другую группу бывших оппозиционеров в количестве 325 человек перевели из Ленинграда на работу в другие районы. Понятно, что в 1937–1938 годах подавляющую часть этих людей расстреляли. «Кировский поток» показал, что все живущие в Ленинграде находятся в особой зоне риска.
Большой террор в Ленинграде стал не началом, а продолжением процесса перманентных чисток. В Ленинграде расстреливали в поныне существующей тюрьме на
Особенностью Большого террора в Ленинграде стало обилие осужденных в ходе национальных операций (3). По мнению Сталина, опасность представляли граждане любой национальности, у которых имелась вторая родина за границей: поляки, финны, немцы, латыши, эстонцы, литовцы – самые многочисленные ленинградские общины – со своими газетами, школами, театрами.
Большой террор в Ленинграде ударил и по интеллигенции. Расстреляны поэты Борис Корнилов, Бенедикт Лившиц, Николай Олейников. Разгромлен детский отдел Госиздата, созданный Самуилом Маршаком. Тотальные аресты прошли во Всесоюзном институте растениеводства и Пулковской обсерватории. Одновременно разгромной критики удостоились Дмитрий Шостакович и герои статьи «Правды» «О художниках-пачкунах»: Владимир Лебедев, Владимир Конашевич, Николай Тырса.
Покидают Ленинград и спасаются в Москве Корней и Лидия Чуковские, Самуил Маршак, Юрий Тынянов, Вениамин Каверин, Николай Тихонов.
В политической системе, складывавшейся в 1930-е, не могло быть неподконтрольных «центров силы». Колыбель революции, бывшая столица, с ее многочисленными культурными институциями и трехмиллионным населением представлялась аномалией, городом, лелеявшим реванш.
Ситуация в чем-то напоминала царствование Ивана Грозного, когда гнев царя обрушился на Новгород. Никто там и не думал об отделении, бунте, союзе с Польшей или Швецией. Но само существование прежде независимого центра, оставшаяся у его жителей память о минувшем величии настораживали правителей.
Одна страна, один вождь, одна столица. Остальное – опасная помеха. А впереди – блокада, крупнейшая гуманитарная катастрофа в истории европейских городов.
В 1917 году в Петрограде жило, как говорилось выше, 2,3 млн человек, в 1920-м – 740 тыс., в 1926-м в Ленинграде уже 1 млн 591 тыс. человек, в 1929-м – 1 млн 698 тыс., в 1935-м – 2 млн 715 тыс., в 1937-м – 2 млн 814 тыс., в 1941-м – 3 млн 398 тыс. человек. То есть население города сменилось больше чем на три четверти. Другой город, другие люди.
И тем не менее здесь еще работали Абрам Иоффе и Евгений Тарле, Анна Ахматова и Евгений Шварц, Николай Акимов и Дмитрий Шостакович, Борис Эйхенбаум и Владимир Пропп.
Это город, в котором остерегаются опасных разговоров, но они ведутся вполголоса. Город над вольной Невой – в огне не горит, в воде не тонет. Остались имперская архитектура, Публичная библиотека, Университет, но, главное, те, кто помнит «шум времени», кто читал наизусть Гумилева и Цветаеву, знал
Город, где вместе с «проваренными в чистках как соль» таились истинно верующие, скрытые поклонники Троцкого, адепты Малевича и Татлина, ненавистники Сталина и последние рыцари императорской России. Где ночами вешали на заборах листовки против Финской войны, сочувствовали Англии, объявившей в 1939-м войну Гитлеру, крестили детей, молились за Иоанна Кронштадтского и Ксению Петербуржскую. Вспоминали лихого петербургского Робин Гуда – Леньку Пантелеева, или вольную доколхозную деревенскую жизнь. Где неписаные правила («обычное право») важнее коммунистических проповедей.
Свидетели той потаенной довоенной действительности ушли из жизни, вопросов им не задашь. Историю разномыслия приходится восстанавливать по воспоминаниям, написанным теми, кто дожил до вегетарианского времени, по немногим чудом сохранившимся дневникам, материалам ОГПУ и НКВД, сводкам партийных органов.
Другое дело – время послевоенное, первые его десятилетия. Современники живы, бояться нечего. Поэтому мы начали с истории разномыслия в Ленинграде в сталинское, хрущевское и первые годы брежневского времени: 1944–1968.
Книга «Над вольной Невой. От блокады до „оттепели“» основана на интервью, взятых мной и моими тогдашними соавторами и сотрудниками в бытность директором документальной редакции «Пятого канала» в 2005–2010 годах для цикла передач «Культурный слой», 12-серийного фильма «1956 год. Середина века» и 10-серийного фильма «Опасный Ленинград».
Книга состоит из отдельных главок – очерков, в которых широко используются фрагменты интервью и мемуаров. Жанр хроники характеристики и мнений, появившийся в России благодаря В. Вересаеву с его «Пушкин в жизни» и «Гоголь в жизни».
Использованы фрагменты выходивших в издательстве «БХВ» книг «Без Москвы» («Блокада. Постравматический синдром», «Шпана», «Мальчики из СХШ», «Поэт, тиран, шпион», «Зальцман – король танков», «Разгром филфака», «Ленинградский д'Артаньян»), «22 смерти, 63 версии» («Андрей Жданов»), «Ленинград Довлатова» (соавтор Софья Лурье) и написанной вместе с Ириной Маляровой книги «1956 год. Середина века» (М., «Эксмо», 2007). Все они отредактированы, часть – значительно дополнена.
Кроме того, в книгу вошли отрывки из опубликованных печатно или в Интернете воспоминаний Арсения Березина [1], Андрея Битова [2], Бориса Вайля [3], Татьяны Дервиз [4], Татьяны Никольской [5], Револьта Пименова [6], Валентина Тихоненко [7], Александра Шлепянова [8], Олега Яцкевича [9].
Эта книга – первая часть очерков истории позднего Ленинграда. Сейчас я работаю над следующим периодом в жизни города «над вольной Невой» – 1970–1980-ми, временем застоя и перестройки. Надеюсь, что эта работа тоже выйдет в издательстве «БХВ».
1. Березин А. Пики-козыри. СПб., 2007.
2. Битов А. Пушкинский Дом. СПб., 1999.
3. Вайль Б. Б. Особо опасный / авт. предисл. К. И. Герстенмайер. Лондон: Overseas Publications Interchange, 1980.